Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря Страница 63

– Нет, спасибо: я не вижу ничего веселого в том, чтобы скакать за волком по мокрому лесу в конце зимы! – воскликнула Авуаз. – Но месяц действительно был серый и мрачный, и мне до тошноты надоел этот мрачный замок. Да, давай поедем в Треффендел! Я буду сидеть у огня, и греть ноги, и заботиться о том, чтобы тебя ждало теплое вино, когда ты будешь возвращаться домой замерзший и с пустыми руками, проведя день в погоне за этим удивительно хитрым волком. А как ты думаешь, почему Ален де Фужер так великодушен?

– Чтобы обелить свое имя, – моментально ответил герцог. – Лорд де Монфор обвинил его в том, что он охотился на кабана в его угодьях. Если я поймаю этого волка, он будет оправдан.

Авуаз рассмеялась.

За почетным столом принялись оживленно обсуждать выезд на охоту: кто примет в ней участие, а кто – нет, кто из ближайших баронов захочет получить приглашение, а кто будет рад его не получать. Алена придется позвать, поскольку это он нашел добычу, но его не станут приглашать в охотничий дом.

– Он может приехать из Таленсака утром, – заявил Хоэл. – Треффендел недостаточно велик, чтобы приглашать в него всех рыцарей герцогства.

Это было правдой, но никто не сомневался, что если бы владетелем Таленсака был Тиарнан, он получил бы приглашение.

Мари уже привыкла везде сопровождать герцогиню – и не была разочарована.

– Но тебе ни к чему сидеть у огня в Треффенделе. Ты должна поехать охотиться на волка, – сказал Тьер, широко ей улыбаясь. – Ты принесешь мне удачу.

Тьеру было поручено организовать охоту, и он знал, что удача ему понадобится. Тьер уже устроил несколько кабаньих охот в лесах Ренна, но эта охота на волка явно должна была стать событием гораздо более значительным. Ведь герцог и герцогиня с большой группой придворных намерены были на неделю поселиться в охотничьем доме, и большинство соседних баронов должны будут присоединиться к самой охоте! Если новый главный охотничий провалит дело, то он тут же снова окажется простым гарнизонным рыцарем. Волки – звери скрытные и неуловимые. Охоту на них надо продумывать так же тщательно, как сражение, расставляя своры собак в заранее выбранных местах и обращая особое внимание на местность и направление ветра. Тьер считал, что способен все организовать не хуже других, но если судьба повернется к нему спиной, никакие приготовления ему не помогут. Например, отряд может приехать на место только для того, чтобы обнаружить, что волк перешел куда-то в другое место. При мысли об этом Тьер перекрестился.

И потом, было бы невежливо брать на себя всю организацию. В конце концов, это же герцог едет охотиться на волка.

– Надеюсь, милорд герцог сжалится над несчастным новичком, – осторожно проговорил Тьер, – и возьмет в свои опытные руки по возможности больше приготовлений.

Хоэл расхохотался:

– Красиво сказано! Ты прекрасно знаешь, что я никогда не остаюсь в стороне от приготовлений, и решил красиво принять неизбежное. Но первую часть этого сражения я предоставлю тебе. Возьми часть слуг и сегодня же отправляйся в Треффендел. Пусть они подготовят дом, а ты посоветуешься с моим лесником и лордом Аленом насчет того, где можно будет разыскать этого удивительно хитроумного волка. Да, и прихвати с собой Мирри. Она разнюхает тебе его. А мы присоединимся к тебе завтра.

Волк ничего не знал о приготовлениях к герцогской охоте. К этому времени он прожил в лесу Треффендела примерно две недели. Ночью он охотился, а днем спал, свернувшись в зарослях ежевики. Он решил на какое-то время задержаться у Треффендела: он помнил этот лес и знал, что человек, который на него охотится, сюда не пойдет. Он устал, очень устал от постоянных преследований.

Ему казалось, что он уже многие месяцы куда-то бежит, проводя день заднем в голоде, страхе и холоде. Но еще страшнее было одиночество. Волки, как и люди, существа общественные и счастливы только в обществе себе подобных. Инстинкт и неясные воспоминания заставляли тосковать по обществу, но и люди, и волки относились к нему со страхом и отвращением. Время от времени он встречался в лесу с другими волками, но они всегда понимали, что он не такой, как они. Сначала они отступали, рыча и подвывая, а если он отказывался уходить, они нападали на него.

Изредка он приходил к часовне Святого Майлона, но только когда одиночество становилось невыносимым, когда бесконечность леса давила на него и болезненное томление по потерянному становилось нестерпимым. Тогда он скребся в дверь хижины Жюдикеля и бывал впущен. Он лежал у огня, а отшельник разговаривал с ним, гладил по голове, а потом служил молебны и молился рядом с ним. Жюдикель давал ему и еду: хлеб, вымоченный в козьем молоке. Волк съедал его, хотя от этой пищи у него болел желудок. Тепло, еда и общество – рай. Но он никогда не осмеливался задерживаться больше чем на одну ночь. Он понимал, почему на него идет охота, и было нетрудно догадаться, что если бы он стал часто наведываться к часовне, все тропы вокруг были бы уставлены капканами. И потом, там всегда можно было встретить незнакомца – окрестные жители часто приходили к Жюдикелю за советом. Волк инстинктивно боялся незнакомых людей, а его примитивный разум опасался за безопасность единственного друга.

Голод был его постоянным спутником. Волку-одиночке приходится жить за счет мелкой добычи, а мелкой добычи зимой мало. Волк ловил кроликов, мышей и землероек, в темноте он подхватывал с кустов устроившихся на ночлег птиц, он ел крыс поблизости от хуторов. Туши, оставленные в качестве приманки, оборачивались для него настоящим пиром. Другие волки всегда успевали прийти к ним раньше, но он пользовался их страхом, чтобы отхватить часть туши и убежать с ней. Он знал все уловки охотников и никогда не оставался в роще, где находил приманку, до утра.

Страх был только гостем, но гостем частым. Утренний ветер доносил до него запах людей и собак, или он слышал вдали охотничьи рога и поспешно убегал от них. Замерзший и утомленный ночной охотой, он напрягал все мышцы, чтобы спастись, и напрягал свою далекую память, чтобы перехитрить собак. Но, даже сбежав от них, он не испытывал ликования. Погоня изматывала его, заставляла на следующую ночь двигаться медленнее – и ему труднее было добывать еду.

Он знал, кто на него охотится. Жюдикель ему рассказал. Он не понимал половины того, что говорил ему отшельник, но это он понял. Элин вышла замуж за его давнего соперника, и они вдвоем намерены были его убить. Когда он думал об этом, то душевная мука и беспомощная ярость становились такими ужасными, что он пытался от них избавиться. Не было смысла помнить о том, что он когда-то был человеком: гораздо лучше было бы забыть, утопить слабые проблески сознания и целиком превратиться в волка. Но сознание отказывалось тонуть. Оно боролось, то почти исчезая, то вдруг становясь ужасающе ясным. Он ненавидел его за те страдания, которые оно ему причиняло, но не мог от него отделаться.