Симона Вилар - Леди-послушница Страница 65

В этой обители Милдрэд узнала много лестного о предназначенном ей в женихи графе Херефорде. Ей приятно было услышать, что он и благороден, и хорош собой, и милостив к своим вассалам. Поэтому, когда настоятельница Бенедикта наконец-то вызвала ее и сообщила, что отправляет письмо в Гронвуд, Милдрэд тоже написала матери записку, сообщив о своем согласии на предполагаемый брак.

Настоятельница имела право читать переписку воспитанниц и, ознакомившись с письмом, спросила:

— Вы понимаете, дитя, что подобный брачный союз налагает на вас определенные обязательства?

— А вас не устраивает выбранный для меня королевой жених?

Бенедикта пожала плечами.

— Не мне решать. Но я хочу, чтобы вы знали: граф Херефордский — один из вождей оппозиции. Это будет очень значительный союз… и довольно странный, учитывая, что ваша семья всегда поддерживала Стефана.

— Но ведь ради этого и заключается данный брак: недруг короля будет знать, что предлагают ему с моей рукой, станет считаться с родней будущей жены и ее политическими устремлениями.

Бенедикта ничего не ответила и отпустила Милдрэд.

Чем больше аббатиса присматривалась к своей юной родственнице, тем больше недоумевала: зачем ее прислали? В ее лице настоятельница впервые столкнулась с тем, что значит единственное дитя в семье. Дочери Эдгара и Гиты нечего было делать на уроках, где воспитанницы учились читать и зубрили латынь: она так хорошо все это знала, что сама могла бы учить других. Так же мало она нуждалась и в наставлениях по ведению хозяйства — она знала, как варить мыло, сервировать стол и рассаживать гостей на пиру в соответствии с их званием и положением. Она хорошо представляла, как распределять обязанности между челядью, что закупать в городе, а что производить в домашнем хозяйстве. Хорошие манеры и умение поддерживать непринужденную беседу также не составляли для нее трудности, и если девушка откровенно не скучала на уроках, то порой могла дать подсказку даже самим обучавшим будущих леди монахиням. В итоге, когда сестра Иеронима намекнула, что Милдрэд была бы полезна ей при переписывании книг, мать Бенедикта предпочла уступить.

— Только не считай, что так скоро смогла выбиться в любимчики, — строго заметила она Милдрэд.

По личику девушки трудно было понять, о чем она думает. То улыбчивая и приветливая, она могла надолго замкнуться в себе, любила бывать в уединении. Бенедикта считала, что Милдрэд обдумывает предстоящую ей брачную партию — о чем еще размышлять юной леди, почти невесте? И в чем-то она не ошибалась. Милдрэд и впрямь думала о графе Херефорде, но не столько как о человеке, сколько как о политической силе, способной оградить ее от внимания принца Юстаса. Ибо она еще не изжила свой страх перед королевским сыном.

Но был и еще некто, о ком она думала даже чаще, чем о будущем супруге. По ночам, когда, нашептавшись и насмеявшись, девушки успокаивались, она позволяла себе помечтать и вспоминала юношу, встреченного по приезде в Шрусбери. Его звали Артур. Она порой шептала это имя, но никогда не решалась спросить о нем.

Вход в Шрусбери, расположенный в излучине реки Северн, охранял замок Форгейт, от которого на север вела сухопутная дорога. В городе было еще двое ворот, выводивших на мосты через Северн, а также имелась пара-тройка калиток. Одна из таких калиток располагалась на территории женского монастыря, а за ней находился небольшой участок у самой реки, откуда монахини брали воду, стирали и куда в определенное время причаливал ялик рыбака, у которого сестры покупали рыбу. И вот как-то заговорили, что замок в калитке заржавел и все время заедает. Надобно позвать мастера, но так как мужчинам не позволялось вступать в пределы женской обители, это вызвало некоторые осложнения. Правда, в сторожке у ворот обители жил старый солдат-охранник, который ходил, опираясь на суковатую палку, но починка замка ему оказалась не под силу. Но он же и сказал: как явится Артур, пусть поглядит, этот пострел должен разобраться.

Стоявшая неподалеку Милдрэд замерла, услышав это имя. И вечером в дортуаре она все же решилась спросить об Артуре.

— Это любимчик нашей аббатисы! — сразу отозвалась Филиппа де Кандос и засмеялась. За ней засмеялись и остальные, но присутствовавшая тут же сестра-наставница строго поправила:

— Артур — это юноша, в судьбе которого мать настоятельница проявляет живейшее участие.

— Вот-вот, живейшее, — хитро подмигнула Аха и как-то нервно подергала свои тонкие желтые косички. — Она всегда им интересовалась, еще когда этот подкидыш жил в аббатстве на том берегу. Но и тогда мать Бенедикта следила за его обучением, а порой и брала его к себе в воскресные дни.

— Все ты знаешь, Аха, — не то с насмешкой, не то с укоризной произнесла сестра-наставница.

— Но я помню, как он еще мальчишкой служил тут садовником. Я ведь давно в монастыре, — с неким высокомерием вскинула свой длинный носик Аха. — Артур ушел отсюда, когда ему исполнилось четырнадцать и оставаться в женском монастыре стало нельзя.

— А что за имя — Артур? — поинтересовалась Милдрэд.

— Это древнее британское имя, — пояснила Филиппа. — Так звали некоего древнего короля бриттов, который сражался с саксами, завоевывавшими эту страну.

Милдрэд слушала и грезила с открытыми глазами. У него, оказывается, королевское имя! Но она заставила себя опомниться: всего-то подкидыш, человек без роду, без племени, каких порой нищенки подбрасывают под ворота монастырей, в надежде, что там их подберут христолюбивые монахи.

Той ночью Милдрэд приказала себе не думать больше об Артуре. Ей стоит думать только о Роджере Фиц Миле, графе Херефордском, который однажды станет ее мужем.

Так проходили дни. Милдрэд постепенно привыкла к жизни в монастыре, ее оставили страхи, и она уже не замирала в оцепенении, вдруг вспомнив искаженное похотью и злобой лицо принца Юстаса. Ее волнение улеглось, она ожила, чувствуя себя защищенной и надежно укрытой в маленьком монастыре за мощной городской стеной. Даже некая обида на безразличие настоятельницы постепенно сошла на нет. Это она по неведению насочиняла себе, что добрая тетушка обольется слезами умиления при ее приезде, но, как теперь понимала Милдрэд, Бенедикта отличалась суровым нравом и никого к себе не приближала — кроме того найденыша. А так она была строга, но справедлива, заботилась о своей пастве, и обитель под ее руководством процветала.

Милдрэд ранее и не представляла, что какая-то женская обитель может быть столь богатой и внушающей почтение. В отличие от мужских, женским монастырям редко дарят земельные владения, но обитель Бенедикты являлась счастливым исключением. Правда, оказалось, что большая часть земель ранее принадлежала самой Бенедикте, происходившей из богатого нормандского рода, и почти все они лежали в неспокойном пограничном крае близ Уэльса. Тем не менее на скот монастыря, гулявший на обширных пастбищах, валлийцы никогда не нападали, и аббатиса считалась едва ли не самым крупным скотоводом в округе. Немалый доход ей приносили также красильни и сукновальни в Форгейтском пригороде. Мать Бенедикта сама отлично разбиралась во всех тонкостях выделки сукна из шерсти: от трепания и расчесывания руна до растягивания на сукновальной раме, а нанятые ею люди шили одежды как для монастыря, так и на продажу.