Кэндис Проктор - Полуночные признания Страница 65

Доктор Чарлз Ярдли снимал небольшой коттедж в креольском стиле на Фобер-Треме. Это был квадратный дом, который выходил прямо на набережную и возвышался над землей только на высоту двух ступенек. В старой части города было много подобных строений. Это были незатейливые дома с покрытыми штукатуркой стенами, высокими фронтонами и четырьмя квадратными симметричными комнатами, расположенными так, что из одной в другую можно было попасть, минуя коридор. Входная дверь была раздвижной, стеклянной и закрывалась вертикальными ставнями из деревянных досок. Ставни с засовами были и на всех окнах.

Постучав в дверь, Зак с удивлением заметил, что створка от этого приоткрылась на три-четыре дюйма.

– Доктор Ярдли? – позвал он. За дверью было темно.

С улицы доносился тонкий голосок какого-то мальчишки, распевавшего: «Пять часов, шесть часов, семь часов, хо». По изрытой колеями дороге стучали копыта какой-то лошади, тащившей за собой дребезжащий фургон. Где-то далеко играли на скрипке. Но внутри домика не было заметно никаких признаков жизни. Только какой-то листок бумаги, сорванный ветерком из двери, взметнулся со стола и упал на пол.

Глава 29

Сразу за входной дверью начиналась небольшая квадратная комната, стены которой занимали книжные полки. На столе в стиле эпохи Регентства лежали беспорядочно разбросанные бумаги. Зак наклонился, чтобы поднять упавший лист, и с удивлением увидел на нем сегодняшнюю дату. Письмо начиналось словами: «Дорогие мама и Агнес». Зак засунул его под пустую бутылку из-под бренди, которая стояла рядом со стаканом. Зак мысленно представил картину того, что здесь происходило: Чарлз Ярдли в сумерках сидел за столом и сочинял письмо семье, которую он оставил в Англии.

– Доктор Ярдли! – окликнул Зак и обернулся. Если бы не полоски света, просачивающегося в комнату из открытой двери, дом находился в полной темноте. На пороге гостиной Зак остановился, чтобы его глаза привыкли к мраку. Окна закрывали тяжелые бархатные занавеси. На темной атласной обивке софы и стульев не было защищающих от солнца хлопчатобумажных покрытий.

И вдруг майор разглядел спящего человека, который растянулся на красном диване с синими полосами, стоящем рядом с погасшим камином. Спящий лежал совершенно неподвижно, одна его рука покоилась на бархатной подушке и, сгибаясь, почти касалась турецкого ковра на полу, голова же под неестественным углом уткнулась в другую подушку, из расшитого шелка.

В доме было жарко. Зак чувствовал, что рубашка прилипла к спине, а по щекам течет пот. Он открыл ставни, впуская в комнату свежий воздух. Какое-то мгновение Зак стоял неподвижно, ощущая нарастающее беспокойство и страх. Затем он подошел к доктору Ярдли. Тот был мертв.

– Черт меня подери, если я знаю! – произнес Хэмиш, приседая на корточки. За прошедший час прошел небольшой дождь, который не уменьшил жару, зато наполнил воздух тяжелыми испарениями. – Это мог быть яд, но не похоже на то, что доктор хотел покончить с собой, верно? – Массивный ньюйоркец наклонился и принюхался. – Он был пьян.

– Французское бренди, – произнес Зак, опершись плечом на стену у пустого камина и засунув большой палец за ремень. Уже почти стемнело. Окна были закрыты от любопытных глаз, комнату освещали только две керосиновые лампы. – Спиртное на столе в соседней комнате, – добавил он, когда Хэмиш взглянул вверх.

– А-а… – Хэмиш со стоном выпрямился, при этом его колени щелкнули. – Нам нужно отправить тело в армейский госпиталь. Интересно, к какому заключению они придут.

– Этим утром Ярдли хотел со мной повидаться. Он приходил в штаб, – Зак оттолкнулся от стены, – когда я был у Старика.

Хэмиш удивленно оглянулся.

– Зачем?

– Чтобы узнать это, я сюда и пришел.

Хэмиш наклонился, чтобы поднять бархатную подушку, что лежала у его ног, и бросил ее на стоящий поблизости стул.

– Ты уже осматривал помещение?

Зак отрицательно покачал головой:

– Только мельком. Я ждал тебя. – Он успел только прочитать письмо Ярдли матери. Это был набор ничего не значащих слов о жаре и духоте и о том, как ведут себя в городе янки.

Пока Хэмиш перебирал бумаги в комнате, Зак направился в спальню. Здесь под сеткой от москитов находилась кровать. Было заметно, что на ней лежали. Зак зажег латунную лампу на столике и оглядел помещение. Мебель была дорогой, но не отличалась чрезмерной роскошью. Создавалось ощущение, что все здесь было продумано и сделано со вкусом, но позднее заброшено.

Зак открыл верхнюю полку шкафа и начал внимательно осматривать содержимое. Ему было неприятно брать чужие вещи, которые Ярдли при жизни вряд ли захотел бы кому-либо показывать. Да Зак и не надеялся найти здесь что-либо существенное, проливающее свет на смерть Ярдли.

Выпрямившись, майор пробежал глазами по вещам, украшавшим камин. Похоже, что Чарлз Ярдли не был сентиментален. Предметы в комнате были красивы: искусно вырезанный из слоновой кости сундук, изображения архитектурных сооружений Кристофера Рена в резных рамках, серебряная флейта. Но это ничего не говорило о характере жившего здесь человека – кроме, может быть, его любви к красоте и музыке.

Под флейтой, на нотной бумаге внимание Зака привлек заголовок «Покорность любви», а чуть выше он заметил любопытную надпись, выполненную аккуратным почерком: «Каждый раз, когда я слышу это, я думаю о вас. Теперь, когда вы играете это, возможно, вы вспомните обо мне».

Зак положил музыкальный инструмент и еще раз оглядел комнату, опасаясь, что он пропустил что-то важное. Через десять минут он нашел небольшой сложенный листок, забытый хозяином в тяжелом зимнем пальто. «Ты можешь прийти ко мне сегодня, – написал кто-то на нем быстрым почерком. – От тебя я пылаю. Всегда. Не подводи меня». Подчерк был таким же, что и на нотах, только на этот раз под ними было что-то вроде подписи. «Де Б».

Де Бове?

– Нашел что-нибудь? – спросил Хэмиш. Послышались тяжелые шаги, и он появился в дверях.

– Нет. Ничего. – Зак повернулся и поспешно спрятал в карман сложенный вдвое листок.

Легкий туман закрыл пеленой луну и звезды, так что на улице было темно. Зак шел по набережной, глядя на темные массивные волны. Он был полностью сбит с толку, ярость и гнев заглушали в нем чувство страха.

Казалось, ничто не было способно остановить эту череду смертей. Тот, кого он больше всего подозревал, сам оказался жертвой. Кого теперь винить? Короля вуду, живущего в африканской хижине у реки Саваж, который хорошо знает яды и умеет предсказывать будущее? Загадочного эмигранта-немца с увечной ногой, пострадавшего из-за предательства какой-то женщины? Ла Туша, калеку, имеющего достаточно поводов для убийства своей сестры и ее любовника? Остается под подозрением еще и Эммануэль де Бове. Зак повернулся спиной к реке. Ветер трепал полы его кителя и раскачивал саблю. В городе один за другим гасли огни. Он был ответственным за жителей Нового Орлеана и делал все, чтобы уберечь их от желтой лихорадки, расселить беженцев и даже помешать братьям Батлер в их махинациях с конфискацией имущества. Но в этом запутанном деле он был бессилен.