Невеста Сфинкса - Наталия Орбенина Страница 67

– Ах, но ведь это слова эгоиста, ужасного эгоиста! – стонала Зоя и беспомощно оглядывала сидящих за столом, ища поддержки.

Во время этого диалога Серафима Львовна сидела молча и неподвижно, словно ледяная статуя. Когда она услышала слова Аристова об отъезде, в глубине ее души что-то оборвалось. Слова гремели в голове, как гром. Она не могла унять этот грохот. А потом поняла, что это отчаянно стучит ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди с криком: «И меня, меня возьми с собой! Не оставляй меня здесь в одиночестве! Не смей оставлять меня! Я сойду с ума, не видя тебя!»

– И скоро вы изволите нас покинуть? – чужим глухим голосом спросила Серафима Львовна.

Аристов вздрогнул, вряд ли он предполагал, что она будет с ним говорить о его поездке. Он не мог и помыслить, что они будут обсуждать эту мучительную тему.

«– Зачем ты едешь, зачем оставляешь меня?

– А почему ты не можешь сказать правду и принять решение, зачем ты мучаешь меня и не даешь себя любить?»

– Еду скоро, не могу сказать точно, но в этом месяце уже наверняка!

– Так быстро? – неприятно изумилась Серна. – Вы и билет выкупили, и паспорт выправили?

– Уже давно, – потупился Егор.

– Но ведь ты еще будешь бывать у нас тут, на даче, перед отъездом? – Зоя вся затряслась от расстройства, – или намереваешься покинуть нас, не попрощавшись?

– Бог знает, Зоенька, как получится. Может статься, что нынче уж последний раз, – вымолвил Аристов.

Серна сжала губы и стала подниматься из-за стола.

– Пойду, прилягу. Устала, да и прохладно что-то, – она передернула плечами. – Вы ведь не сию минуту едете? Мы ведь еще увидимся на прощание?

Серна с трудом заставила себя посмотреть на Егора Федоровича, тот молча кивнул.

– Вот что, господа! Нечего грустить! Нам остается только позавидовать Егору Федоровичу и его грядущим приключениям. Предлагаю, чтобы разогнать хандру, прогуляться после обеда, а то и искупаться, – воскликнул Петя.

– Полно, что ты, Петя, какое купанье с полным желудком? – укорила мужа Зоя. – Ты камнем на дно пойдешь. Однако ж пройтись надо, а то у меня глаза на мокром месте. Может, мы еще уговорим нашего неуемного путешественника не покидать нас?

Повставали с мест, Петя уронил стул, Зоя подхватила брата под руку, и все двинулись в сторону реки. Все, кроме Серафимы Львовны, которая только отмахнулась от их призыва и удалилась в свою комнату.

К реке надо было идти полем, потом по лесной тропе, и вот уже блестящей змеей извивается быстрая холодная речка. По дороге беседа не клеилась. Аристов шел впереди под руку с сестрой, одетой в цветастое яркое платье, следом Петя, слегка недовольный тем, что не он прижимает к себе божественную ручку. Замыкал процессию Соболев, поглощенный неприятными мыслями, которые начали одолевать его, душу заволокло, как небо перед грозой. На краю сада, у кромки поля, Зоя вдруг приостановилась:

– Поглядите, поглядите, какие странные растения! – Зоя указала на гигантскую траву, вытянувшуюся выше человеческого роста. Громадные широкие листья, изрезанные подобно листьям петрушки, только больше в десятки раз, затеняли тропу. А на конце мощного, как у молодого дерева, стебля гордо и величаво раскинулся белый зонтик цветков.

– Поразительно! Мне кажется, что раньше я не примечал их тут! – удивился Петя. – Папа, поглядите на этих гигантов!

Петя остановился около растения и хотел сорвать лист. Викентий Илларионович тоже вскинул голову, подивился на зеленых гигантов, взял сына под руку, и они двинулись дальше:

– Должно быть, в это лето очень тепло и влажно. Вот и вымахали как никогда.

– Мы будто в джунглях, где растут лианы и разные диковинные растения, правда, похоже, Егор Федорович? – весело крикнул Петя идущему впереди Аристову.

– Так-то оно так. Да только в джунглях вы бы так не гуляли, там довольно опасно для европейца. Много незнакомых растений, насекомых и всяких тварей, которые могут серьезно навредить человеку, если о них ничего не знать.

– Да мы и о своих-то мало что знаем, – простодушно заметил Петя. – Вот знаю, что на огороде растет да в поле. А что в лесу? Елка да береза с осиной-малиной. Траву совсем никакую не знаю. Разве что ягоды. Вот эти огромные то ли деревья, то ли трава, что они собой представляют, какой от них прок? Стебли-то какие толстые, может, для мыльных пузырей сгодится?

– Ах Петя! – Зоя погрозила изящным пальчиком. – И чего ты из себя ребенка строишь?

– Как прикажете, прекрасная госпожа. Скажете быть младенцем, буду гукать. Скажете быть важным, буду таковым. – Петя принял важный вид, надул щеки и выпятил живот. – Прикажете скакать козлом, извольте!

И он бросился по тропе с радостным блеянием. Его ужимки не могли никого оставить равнодушным, все рассмеялись.

– Жаль, что Северов уже отбыл, а то наверняка бы составил нам компанию да пояснил насчет травы. Не думаю, что всякую траву можно использовать без опаски, в наших широтах тоже всякое встречается, – задумчиво заметил Викентий Илларионович. – А вы, Егор Федорович, намерены снова Альхор искать? – вдруг строго и серьезно спросил профессор Аристова. – Да! Жаль, жаль, что Северов уехал, а то отправился бы с вами в Египет опять.

– Альхор не терпит толпы, – последовал ответ. – К тому же я не уверен, что мне повезет встретиться с ним вновь. Мое разочарованье, помноженное на разочарованье еще одного человека. Нет уж, увольте, как-нибудь в одиночку. Если мне повезет, я не буду его делить ни с кем! Я испытаю все один. И наслаждение, и отчаяние!

– Как истинную любовь! – заметил вдруг серьезно Петя.

Соболев отстал на шаг от Зои и молодых людей, которых она к тому времени держала под руки. А потом повернулся и быстро пошел назад, к дому, крикнув, что ему надо воротиться проведать жену.

Глава 41

Господи, за что, за что ты так терзаешь меня? Зачем не даешь забыть и забыться? Пошли мне безумие, которое сделает меня безразличной, скорую болезнь, которая сведет меня в могилу! Но я не могу терпеть этого более! Боже милостивый! Он уедет. Сегодня уже уедет, и я никогда, скорее всего, никогда его не увижу. Как хорошо! Конец лжи и лицемерию, конец двуличию. Конец всему прекрасному в моей жизни, конец самой жизни. Ведь только с Егором я узнала, что значит жить, что значит любить! Больше не услышу его проникновенного