Ширл Хенке - Упрямица Страница 67

Наступил момент, когда она ощутила истинную любовь к мужчине, назначенному ей супругом при венчании в храме. Но неужели какая-то ошибка произошла там, под святыми сводами? Или ей так показалось? Разве Господь мог ошибиться?

Хриплый голос Хиларио вернул ее к действительности:

– Нет хуже приметы, если пумы разгуливают по поместью. Нам всем надо вооружиться.

Старый вакеро произнес это спокойно. Он ласкал прильнувшего к его ноге окровавленного Буффона и, казалось бы, равнодушно осматривал поле битвы, но в его глазах мелькнул огонек тревоги.

– Вы уверены, патрон, что проклятая кошка не задела вас?

– Пустяки.

– Ее когти словно зубы ядовитой змеи и опасны для человека.

Опытный взгляд Хиларио уже видел, что бледность разлилась по лицу хозяина.

– Мы отнесем вас в дом.

– Я могу ехать верхом, – возразил Ник.

Он направился к лошади, но тут же ноги его подогнулись, и Николас очутился на земле.

Хиларио издал протяжный клич, и не прошло и нескольких минут, как группа верховых вакеро появилась из-за гребня холма.

Ник был уже без сознания.

Слуги понесли на руках тело хозяина и истекающую кровью собаку в дом, в спасительную прохладу.

Ангелина и Розалия встречали мрачную процессию на пороге кухни. Девочка выскочила на солнцепек, но кухарка удержала ее, вернула обратно в тень, утерла рукавом слезы, струившиеся по крохотному личику.

– Скажи – папа не умер? И Буффон тоже? – спрашивала Розалия.

– Господь этого не допустит, если ты сейчас отправишься наверх в свою комнату и хорошенько помолишься за их спасение.

Предложение старой кухарки подействовало на девочку. Она покорно отправилась выполнять его.

Мерседес послала верхового за лекарем в Сан-Рамос, а потом распорядилась, чтобы подготовили горячую воду как можно в большем количестве и чистые тряпки на бинты.

Пума несла в себе столбняк, и его проникновение в кровь нельзя было допустить. Она нашла рану на теле мужа, нанесенную когтями умирающего хищника, промыла ее и перевязала.

– Не волнуйся… Такая тварь меня не убьет! – произнес Николас, придя в сознание.

– Ты был безумен, когда полез с ножом на пуму! – воскликнула Мерседес.

– Я спасал тебя и твоего возлюбленного Буффона…

Услышав свою кличку, пес, лежащий неподалеку, вдруг слегка ожил и махнул хвостом.

– Два раненых воина! – решила ободрить их улыбкой Мерседес. – Во всяком случае, ты заслужил его благодарность. Но какой ценой! – не удержалась от горестного вздоха Мерседес.

– Я получал в прошлом и более опасные раны и все-таки выжил.

– Ты храбришься и хвастаешься, Лусеро.

– Нет, я говорю правду.

– Тебе ведь очень больно…

– Нет, но мне холодно…

Мерседес легла рядом с ним.

Она не знала, насколько горячо ее тело, но надеялась, что может отдать ему хоть немного своего тепла.

Утро она встретила, сидя в глубоком кресле, которое распорядилась поставить возле их супружеской постели. От дремоты ее пробудил стон. Лусеро метался по кровати и бредил. Мерседес коснулась ладонью его лба и замерла в испуге.

У него начался жар.

Старый слуга Бальтазар приносил по ее приказу ведра ледяной воды из колодца. Она пропитывала прохладной влагой простыни и окутывали ими пылающее от огня тело мужа, которое так было ей желанно, хотя Мерседес не хотела даже себе признаваться в этом.

Он произносил в бреду какие-то бессвязные фразы, отдавал команды, вспоминал женщину по имени Лотти… Но чаще всего он называл ее имя.

Он звал Мерседес. Он требовал, чтобы она была рядом. Он обещал ей блаженство в будущем, но тут силы отказывали ему, и он замолкал.

Мерседес понимала, что бред хозяина не предназначен для ушей прислуги, и тут же удалила и кухарку Ангелину, и старого Бальтазара. Они молча подчинились, ни словом не обмолвившись, что им показались странными выкрики больного господина на незнакомом языке.

Мерседес терялась в догадках – кто такая Лотти? Может быть, это его спутница в боевых походах?

Ночь выдалась тревожной, но к утру Николасу стало еще хуже.

Бальтазар, так решительно удаленный хозяйкой из господской спальни, осмелился постучаться в дверь.

– Вас нельзя оставлять с ним наедине, сеньора. Он заразился бешенством и может ненароком ранить вас.

– Я не уйду никуда отсюда, – твердо заявила Мерседес. – Если вы любите своего хозяина и желаете ему выздоровления, носите без устали воду из колодца, и горячка его пройдет.

По указанию Мерседес Николасу связали руки, чтобы он не смог в бреду потревожить свою рану.

И вновь Мерседес осталась с мужем наедине.

Она была полна тревоги, жалости, нежности, но и страха, находясь рядом с человеком, который вдруг показался ей оборотнем. Разве мог Лусеро за годы, проведенные на войне, настолько хорошо освоить английский и французский языки, чтобы в бреду разговаривать на них? Не стала ли она послушной игрушкой в руках неизвестного пришельца?

Некоторые странные детали его поведения вдруг всплыли в ее памяти, складываясь в общую картину. Он любил есть хлеб с медом по утрам за завтраком, а Лусеро не имел такой привычки. Он часто заходил в библиотеку покойного дона Ансельмо, брал книги с полок, она часто замечала оставленный им открытый томик, а Лусеро относился к печатному слову с презрением. Он терпеливо выстаивал мессу в домашней церкви в противоположность Лусеро, а его руки… Он одинаково легко управлялся правой и левой рукой…

Лусеро, ушедший из дома на войну четыре года тому назад, запомнился всем наглым бездельником, а вернулся тружеником… Он стал истинным отцом для Розалии… А о том, как вел себя в супружеской постели…

Мерседес не хотела сейчас думать об этом, но мысли ее постоянно возвращались к их интимным отношениям помимо ее воли. Он как будто искупал вину перед униженной когда-то и оскорбленной женщиной. Он так старался загладить прошлые грехи, а может быть, он искренне полюбил ее? Неужели она никогда не знала истинного Лусеро Альварадо, или судьба распорядилась с ней жестоко, положив ей в постель оборотня!

– Нет! Этого не может быть! – невольно вырвалось у Мерседес.

Она молила Господа, чтобы он оказался ее законным, венчанным в церкви супругом. Иначе как ей жить дальше в таком страшном грехе?

Мерседес смотрела на его могучее, но сейчас беспомощное, израненное, пылающее жаром тело. Она уже успела изучить его за многие ночи, проведенные вместе, все его шрамы, оставшиеся от старых ран, и даже узнать, при всей своей непоколебимой сдержанности, места, прикосновение к которым доставляло ему наслаждение… и ей тоже.

И вот сейчас безжалостная судьба, нелепый случай могли оборвать тонкую нить… лишить Мерседес разгадки тайны или вообще надежды на будущее.