Сьюзен Виггз - Дороже всех сокровищ Страница 67

— Пора? — спросила Энни, прижимая руку к ноющему от быстрой ходьбы боку. — Это все, что ты можешь мне сказать?

— Черт возьми, Энни! — взорвался он. — А что, по-твоему, я должен делать? Пожелать попутного ветра и сказать, что буду скучать по тебе? Или порекомендовать портного в Лондоне?

Она согнула занемевшие пальцы.

— Не знаю. Мне просто казалось, что после всего пережитого нами вместе мы могли бы попрощаться как-то иначе.

— Иначе?

В два шага Эван пересек пляж и встал перед ней, больно схватив за плечи:

— Чего еще ты хочешь от меня, принцесса?

Она посмотрела ему в лицо. Шея его от солнца была коричневой.

— Я никогда не думала, чего хочу от тебя, Эван. Иногда мне казалось, что я не безразлична тебе. А теперь ты отталкиваешь меня, словно чужую…

Как бы в подтверждение этих слов, Эван отпустил ее так внезапно, что девушка покачнулась.

— Я никогда не давал тебе повода думать, что ты в моей жизни занимаешь какое-то место.

Энни гордо вскинула голову:

— Да как ты смеешь так говорить! Ты заставил меня жить среди воров, пока вы грабили мою страну. Ты привез меня сюда, Эван. Ты…

— Так, значит, я за тебя отвечаю? — спросил он.

— Нет. За меня отвечает Андрэ.

— А что же ты, принцесса? — тихо спросил он. — Разве не ты направила мушкет мне прямо в сердце и заставила нас с Дрейком поклясться, что мы привезем тебя сюда?

— Благодаря тебе у меня не было выбора.

Его лицо смягчилось, а взгляд выразил боль раненого животного.

— Ах, Энни, как бы я хотел…

— Нет, — эта перемена не осталась ею незамеченной. От гнева не осталось и следа. — Сделанного не воротишь. Я уезжаю с Андрэ и хочу, чтобы мы расстались друзьями. Ты остаешься в Уэльсе?

Эван широким жестом показал на бурлящее море:

— Моя жизнь там. Море — моя любовь.

— Ты снова станешь пиратом?

— Когда придет время.

— Мне будет не хватать…

— Нет! — он прижал палец к ее губам. — Не говори так, Энни. Ты так не думаешь, и я не хочу это слышать.

Девушка отвела его руку:

— Но…

— Никаких но. Ты уже попрощалась с Оуэном?

— Да. Какое это имеет отношение к нам с тобой?

— Я говорил тебе, чтобы ты ему не доверяла. И все же видел, как ты день за днем выезжаешь с ним на прогулки, смеешься вместе с ним, попадаешь под его губительные чары.

Энни вспыхнула, к ней снова вернулась злость.

— Здесь у меня было мало развлечений, на Оуэна приятно смотреть и довольно просто с ним общаться. У меня нет причин не доверять ему.

Она вспомнила ларец с драгоценностями, но отбросила подозрения — это не ее дело.

— Пока еще нет… — поправил ее Эван. — Когда-нибудь он узнает о тебе правду и воспользуется этим, вот увидишь.

— Но у меня никогда не возникнет желания участвовать в его интригах, — возразила она и прошлась по берегу, задевая ногами мелкие камни. — Эван, ты все еще считаешь меня наивной девочкой, а я уже взрослая женщина. И учил меня один из лучших умов Европы.

У Эвана на губах заиграла горькая усмешка.

— Ах, просвещенный Андрэ Скалия. Итак, перед своей Мерлин он разыгрывал Артура.

— Он учил меня жизни при дворе.

— Неужели ты думаешь, что он заботится о тебе?

Она прекратила мерить пляж шагами.

— А почему бы и нет?

— Потому что у этого человека нет сердца. У него нет ничего, кроме амбиций. Андрэ думает только о себе. Он хочет, чтобы ты заняла место Елизаветы только ради спасения собственной шкуры, потому что знает — ему грозит смертная казнь, если это место займет кто-нибудь из католиков Стюартов.

— В тебе столько злости, Эван. Когда ты привез меня сюда, ты ведь знал, что рано или поздно я окажусь при дворе Елизаветы. А теперь, когда мой отъезд неминуем, ты ведешь себя так, словно не хочешь, чтобы я уезжала.

Взор его стал отрешенным и болезненным. Он быстро отвернулся от девушки.

— Мое мнение ни для кого не имеет никакого значения.

Энни встала рядом, достаточно близко, чтобы ощутить запах морского ветра, которым пахли его волосы, и сладковатый запах его кожаной куртки.

— Оно имеет значение для меня. Когда я уеду, то не хочу вспоминать тебя таким, какой ты сейчас — злым и холодным. Ты даже не хочешь посмотреть на меня.

— А что ты хочешь вспоминать, Энни? — не оборачиваясь, спросил Эван.

— Твои сияющие глаза, когда ты улыбаешься. Твое радостное лицо в тот момент, когда ты поднес к новой матери осиротевшего ягненка. Звук твоего голоса и…

— Хватит! — он резко повернулся и оказался лицом к лицу с ней. — Энни, я не какая-нибудь дрессированная обезьяна.

— А я не шахматная фигура, которой играют, не спрашивая ее желаний, — исчерпав последние силы, она договорила: — Прощай, Эван. Мне жаль, что наше расставание не получилось более дружеским.

Энни пошла по тропинке, ведущей вдоль берега в город. И черт с ним! Эван зажег в ней огонь чувств, и никакие наставления Андрэ не помогли ей затушить пожар.

Энни прибавила шагу, когда услышала хруст гальки под его шагами. Резким движением Эван повернул ее к себе. Девушка вскрикнула, но тут же замолчала, увидев выражение муки на его лице.

— Я люблю тебя, Анна Блайт, — сказал он.

У нее открылся рот, и он нежным движением закрыл его. Тепло разлилось по ее телу. Ничего кроме его напряженного страдальческого лица она больше не видела, ничего, кроме сказанных слов, эхом отозвавшихся в ее сердце, не слышала.

«Я люблю тебя, Анна Блайт».

Легкая улыбка тронула его губы.

— Мне всегда было интересно, можно ли заставить тебя замолчать?

— Это шутка? — прошептала она. — Эван, ты смеешься надо мной?

— Нет, судьба смеется надо мной. Я никогда не хотел полюбить тебя, Энни. Это бесполезно, невозможно и несправедливо для нас обоих. Но ты… Ты завоевала мое сердце в ту минуту, когда я впервые увидел тебя на острове Сан-Хуан.

— Да?

Энни дрожала от прохладного ветра и волнения. Уверенность росла в ней, и от осознания этой уверенности сердце ее пело.

— Эван, я тоже люблю тебя.

У него перехватило дыхание.

— Да поможет нам Бог.

— Что же нам делать?

— Думаю, нам следует начать с поцелуя.

— Да, — она обвила его шею руками. — Да, да…

Он медленно и нежно поцеловал ее. Она ощутила привкус соленого морского воздуха и еще чего-то, название которому не могла дать. От блаженства у нее закрылись глаза, из горла вырвался тихий стон. Ее тело объяла трепетная дрожь. Преисполненная благоговейного ужаса от силы его власти над ней, она была подобна спящему, пробуждающемуся от долгого сна.

Живой шелк его волос прядями струился между ее пальцами. Она еще теснее прижалась к нему, исторгнув из его груди звук, сравнимый разве только с рычанием дикого ягуара. Его руки ласкали ее плечи и спину, изучая формы ее тела, подобно рукам слепого, у которого нет иных средств познания, кроме осязания.