Барбара Мецгер - Крылья любви Страница 68

У мисс Хэдли, как выяснилось, нашлось немало общего с леди Кормак, включая знакомых и пристрастие к романам ужасов. Они много времени проводили в беседах на интересующие обеих темы, предоставляя Джини развлекать Питера, когда его няня и сиделка нуждались в отдыхе, что случалось нередко. Теперь, когда Питер чувствовал себя лучше, энергия била в нем ключом и за мальчиком нужен был глаз да глаз. Тут иногда приходил на помощь Ардет, который рассказывал Питеру истории о рыцарях и драконах, но дядя тоже спал достаточно много, набираясь сил.

Джеймс Винросс должен был приехать через несколько недель, получив как можно больше информации от агентов с Боу-стрит, нанятых Джини, и дождавшись завершения большей части строительных планов Ардета. Джини полагала, что недолгая разлука с мисс Хэдли полезна им обоим, ибо теперь, когда они достаточно хорошо узнали друг друга, каждому из них следует определиться в своих решениях.

Рэндольфы остались в Лондоне, чтобы заботиться о доме и присматривать за тем, как движется ремонт и перестройка дома Уиллфорда. Они должны были возвращать ненужные песочные часы их отправителям, а также отсылать более или менее подходящие по описанию в Кип.

Мари и все другие слуги двигались целым караваном, который постоянно сопровождали вооруженные всадники, так что лорд Кормак был не один. Охранники и грумы были в большинстве своем из числа ветеранов, отобранных Кэмпбеллом и Винроссом; они поклялись преданно защищать человека, который спасал жизни их товарищей-солдат. Экипажи осматривали на предмет их исправности на каждой остановке, а разведчиков неизменно высылали вперед для ознакомления с местностью. Джини достаточно долго путешествовала вместе с армией, чтобы освоить меры предосторожности на марше. Она ничего не упускала из виду.

Ехали они медленно – ради удобства раненого хозяина, ребенка и беременной Джини. Ардет много дремал, восстанавливая силы, но настаивал на том, чтобы входить в гостиницу на ночлег самостоятельно. Джини знала, что он испытывает боль, но тут ни разу не пожаловался, даже когда в комнатах было холодно. Сама она по возможности спала в соседней комнате, кладя пистолет под подушку, а камердинеру ставили кровать рядом с ложем Ардета.

Через пять дней все они чувствовали себя неимоверно уставшими от экипажей, дорог, гостиниц и друг от друга.

– Мы покинем вас на следующем перегоне, – объявила Джини сестре и зятю достаточно громко для всех заинтересованных ушей. – Двинемся в Ардсли.

Когда они доехали до поворота на Кормак-Вудс, карета графа продолжила путь к северу, как и планировалось.

А так же, как и планировалось, графа не было в карете с гербом. Он находился в менее роскошной карете, в которой до сих пор помещались Питер и его няня. Они же ехали вместе с Лоррейн. Элегантный экипаж Ардета был теперь битком набит вооруженными ветеранами, наблюдавшими за тем, чтобы не попасть в засаду. Джини по-прежнему ничего не упускала из виду, выбирая маршрут движения с предусмотрительностью бдительного офицера разведки.

А как иначе могла поступать женщина, муж которой был настолько слаб, что не мог защитить себя? Если сама она находилась на пятом месяце беременности и чувствовала себя плохо? Если ей было неизвестно, где таится злоумышленник и кто он? Если она даже не знала, безопасно ли то место, куда они направляются, и не появятся ли там враги? Джини не представляла, как повел бы себя на ее месте его светлость герцог Веллингтон. Но она интуитивно чувствовала, что главнокомандующий союзниками одобрил бы ее решения.

Глава 22

Графиня могла рассчитывать на благосклонный прием почти везде. А граф тем более был завидный гость. Как же иначе?

Однако приглашение Хоупвеллов, в имение которых они направились, кажется, имело в виду отнюдь не аристократа, пользующегося заслуженной известностью в светских кругах, и не его беременную супругу. Сплетни несутся быстрее, чем ливень с ураганом, они очень скоро достигают даже таких далеких от Лондона мест, а столичные скандальные листки по-прежнему остаются излюбленным чтением, попадая в эти края с опозданием всего на один или два дня.

Джини заранее известила письмом об их с мужем скором приезде, но вопреки этому обнаружила, что дом ее родителей готов к их приему не больше, чем к повседневному чаепитию в привычном для ее матери обществе местных дам с их шитьем и вязаньем. Она не ожидала, что по случаю возвращения «блудной дочери» будет зарезан упитанный баран, но черствые тосты и чуть теплый жиденький чай в компании брюзгливых старух не показался ей такой встречей, какой она ожидала.

Гостьи ее матери были все те же лицемерные ханжи, которые подливали масла в огонь, когда с ней случилась беда, и торопили события, понуждая ее как можно скорее выйти замуж за Элгина, а его – как можно скорее поступить в армию. В те дни, которые предшествовали ее первому замужеству, жены местной знати демонстрировали ей свое неодобрение, спешно покидая комнату, в которую она входила, словно боялись испачкаться в грязи.

Старая дева, сестра викария, тетушки виконта, которым он выплачивал ежегодное содержание, кузина банкира, еще две особы женского пола – жены крупных местных землевладельцев – спешили допить чай и уложить в рабочие корзинки свое вязанье, что, как известно, требует определенного времени и большой аккуратности – ведь нитки того и гляди перепутаются. Каждой из дам хотелось получше разглядеть загадочного графа и рассказать о своих наблюдениях всем соседям, Джини это понимала. По пути домой им еще надо сообщить торговцу льняным товаром, мяснику и их кухаркам, что лорд Ардет ужасна худой, ужасно бледный и ужасно неразговорчивый. И манеры у него неважные, потому что он позволил себе сесть, не обменявшись рукопожатием с каждой женщиной, которой был представлен. Видимо, слухи о том, что в него кто-то стрелял, справедливы.

Собирались они доложить всем и каждому также о том, что малышка Имоджин Хоупвелл подозрительно располнела, так что молва о ней, видимо, тоже верна. О Боже, Боже!

Ну что ж, решила Джини, снимая шаль. Им хочется на что-то поглазеть, так пусть увидят кольцо с огромным бриллиантом, которое подарил ей Ардет, ожерелье из редких черных жемчужин у нее на шее и платье из дорогого черного шелка от лучшей модистки в Лондоне. Пусть увидят, что она носит траур по Элгину, но при этом боготворит своего нового супруга. Она со всей любезностью подала ему чашку чая и придвинула блюдо с оставшимися бисквитами. Потом встала позади кресла, на котором он сидел, и опустила руку ему на плечо. На другом восседал Олив. Об этой птице дамы тоже теперь будут болтать не один день.