Евгения Марлитт - Прихоти любви Страница 68

Иоахим удивленно посмотрел на меня: я уверена, его приводит в ужас мысль, что кто-то может заглянуть в тайны его поэтической души. Но он не решился противоречить, да это и не помогло бы ему, потому что он один из тех, с которыми можно делать все, только надо действовать решительно.

Однако извини, я что-то слишком много пишу об Иоахиме, а ты хочешь услышать о Клодине. Ты спрашивал меня, носит ли она обручальное кольцо. Конечно, тебе будет больно знать, что она его не носит, но я не могу лгать. Я ее спросила об этом, она смутилась, но ничего не ответила. Около ее губ лежит какая-то горькая складка, мне больно это видеть. Ты должен был как-то иначе сделать ей предложение… Иногда я думаю, что, может быть, герцог все-таки… Нет, нет, Лотарь, я не хочу смущать тебя, я невежда в таких делах, да и не знаю, что лежит между вами, и не хочу выпытывать вашей тайны! Дай бог, чтобы тучи рассеялись! Я знаю только одно: если они скоро не исчезнут, вы оба будете несчастны. Иногда мне ужасно хочется спросить прямо – да что же это наконец такое? Одна тут, другой там? Любите вы друг друга или нет? Говорите! Но ведь ты запретил мне это, так что делать нечего. Я всегда беру с собой Леони в Совиный дом, но Клодина делает вид, что не замечает малютки, а она теперь такая чудная, здоровенькая! Иоахим говорит, что девочка со своими черными глазками и локонами похожа на испанку. Однажды я незаметно наблюдала за Клодиной: она страстно ласкала и целовала ребенка, но как только увидела меня, стала держать себя по-прежнему.

Фрау Катценштейн писала недавно Клодине, что принцесса Елена у герцогини в Каннах и без устали ухаживает за больной, герцогиня тоже хвалит ее в своих письмах к Клодине. Ее высочество ежедневно пишет Клодине, и она аккуратно отвечает, но, кажется, и переписка не доставляет ей радости. На лице ее прямо отражается нетерпение, когда почтальон приносит надушенный конверт с герцогской короной. Августейшая особа спрашивает в каждом письме: «Когда будет твоя свадьба, Клодина? Почему ты ничего не пишешь о своем женихе, о своем счастье?» Иногда в письмо вложен флердоранж. Что отвечает Клодина, я не знаю, но, судя по постоянно повторяющимся вопросам, думаю, что она ничего на них не отвечает.

Господи, какое вышло длинное письмо! А я еще буду писать сегодня, потому что хочу начать переписывать рукопись Иоахима. Я уже перелистала ее – это вторая часть испанских воспоминаний.

Что ты еще хочешь знать? Спрашивай только, и я отвечу откровенно. Не слишком затягивай свое пребывание в твоем пустынном саксонском замке. Дай бог, чтобы выздоровление герцогини шло благополучно. Бедная больная очень неспокойна: ей страшно хочется увидеть детей, родину! Вчера она прислала Клодине розы; сейчас передо мной стоит в стакане одна из них, этих гостей издалека, и с удивлением смотрит в окно на снег, вьющийся в вечерних сумерках. Посылаю тебе локон нашей малютки.

Принцесса Текла держит при себе Берг. Знаешь ли ты, что герцог не взял с собой в Канны Пальмера? Это удивительно: раньше он не мог обойтись без него».

Беата надписала адрес и собралась идти в детскую, но в это время ей доложили о Гейнемане.

– Ну, – спросила она, когда старик вошел в своем байковом сюртуке, высоких сапогах и с шапкой в руках. – Что случилось?

– Слава богу, ничего! Но мы получили телеграмму, и барышня должна тотчас ехать с ночным поездом. Она просит у вас, фрейлейн фон Герольд, сани, чтобы доехать до станции.

Беата без суеты велела закладывать сани, а старику собственноручно поднесла стакан наливки.

– Я сейчас поеду туда, и вы тоже садитесь сзади, – сказала она.

– Да, об этом также очень просила барышня, я и позабыл, – проговорил старик.

Беата ехала по заснеженному лесу около четверти часа, думая: «Что такое могло случиться?»

Совиный дом серел среди осыпанных снегом елей, и его окна светились в темноте.

Фрейлейн Линденмейер встретила Беату в передней. У нее был перепуганный вид, и, сложив руки, с глазами, полными слез, она прошептала Беате:

– Герцогиня кончается!

Беата по лестнице взбежала в комнату Клодины, та укладывала свои вещи и повернула к ней печальное лицо.

– Господи! Ты едешь в Канны?

– Нет, только в резиденцию, герцогиня хочет умереть дома, – пояснила Клодина.

Говоря это, она закрыла лицо ладонями и заплакала.

– Они везут ее назад! О боже! Клодина, голубушка, не плачь, милая, дорогая моя, ведь ты должна была знать, что ей могло стать лучше только на время, что выздоровление невозможно.

– Телеграмму послала Катценштейн, Беата. Герцогиня думает застать меня уже в резиденции. Завтра вечером они приезжают, телеграмма послана из Марселя. Я хотела попросить тебя присмотреть за девочкой, – продолжала она. – Иоахим погружен в свою работу, а фрейлейн Линденмейер стала очень уж забывчива. Я думала написать Иде, но Линденмейер говорит, что она уже устроилась к одной семье.

– О чем здесь говорить, – сказала Беата, приняв сердитый вид и помогая Клодине надеть пальто. – Это само собой разумеется. Одевайся потеплее!

– Но оставь малютку здесь, в Совином доме. Иоахим привык, что она в сумерки приходит к нему, садится на колени и просит рассказать сказку.

– Понятно, – сказала Беата, – но что я хотела сказать, – запнулась она, – не забудь обручального кольца.

Клодина испуганно обернулась.

– О, да, ты права! – печально проговорила она и вынула кольцо из маленького футляра.

Фрейлейн Линденмейер в слезах стояла рядом с Беатой в передней, пока Клодина прощалась с Иоахимом.

– О господи! Такая молодая и должна умереть! – плакала старушка. – Дай, господи, чтобы она доехала до дому.

– Дай, господи, – бессознательно повторила Клодина и поехала вместе с Беатой по метели.

Беата проводила кузину до самого купе, по-матерински заботясь о невесте своего брата. Когда освещенный ряд вагонов исчез, она задумчиво села в свои сани. Колокольчики мелодично позванивали в лесу, где было очень тихо. Беата думала об экстренном поезде, мчавшем больную герцогиню. Должно быть, ей совсем плохо, если уж решились на путешествие. Когда герцогиня уезжала в Канны, Клодине при прощании сделалось дурно. Теперь им предстоит последнее прощание.

Клодина во время одинокой поездки тоже думала о своей высокопоставленной подруге. Ужасно ехать с такой целью! Так скоро, звучало в ее сердце, слишком скоро пришел конец.

Зимнее расписание поездов было очень неудобным. В Вэрбурге у нее была двухчасовая остановка и пересадка. Уже светились огни станции, поезд замедлил ход и, наконец, остановился. Клодина по освещенной платформе прошла в зал ожидания. Войдя, она не подняла вуали и села в уголок. Недалеко от нее шептались господин и дама, и что-то в их облике показалось знакомым Клодине. Но господин сидел к ней спиной, на нем была дорогая шуба, шапка лежала рядом, как видно, он рассматривал путеводитель, и когда переворачивал страницы, на пальце у него сверкал крупный бриллиант. Клодина, чтобы отвлечься от печальных мыслей, стала наблюдать за своими спутниками: чем они связаны друг с другом, муж ли это с женой? Отец ли с дочерью? Чем они заняты?