Лори Хэндленд - Пожар любви Страница 69

«Чарльз?»Чарли с трудом удержался от смеха. Чарльзом его не называли с момента крещения, а может быть, даже и тогда. «Интересно, почему старый Мигель не стал упоминать, где и когда его дочь со мной обвенчалась? – подумал он. – А ещепочему он не упомянул о том, что, когда все видели Анжелину в последний раз, она обратилась к церкви с просьбой о предоставлении ей убежища и умоляла дать ей возможность стать монахиней... Мигель просто объявил, что его дочь вышла замуж, представил ее избранника, и всем придется согласиться с ним и сразу же прекратить муссировать слухи?..»Что ж, в чем-то Чарли был согласен с тестем.

С показным радушием отец Анжелины потряс Чарли руку и похлопал его по спине. Потом он поцеловал Анжелину. Чарли стоял ближе всех и поэтому услышал звук брезгливого шипения, когда губы отца прикоснулись к ее щеке. Он мог поспорить на своего Гейба, что она бы не смогла вспомнить, когда отец целовал ее в последний раз.

«Вопиющий стыд и позор, – подумал Чарли. – Да если б я был отцом девушки, то для меня она всю жизнь оставалась бы маленькой, любимой девочкой...»

Мысль о ребенке, о крошечной девочке с глазами и улыбкой Анжелины заставила его содрогнуться. До этого он как-то не думал о детях. Да и теперь считал, что этим мыслям не место в его мозгу. Старый преступник не мечтает о том, чтобы иметь детишек от молодой монашенки. Даже если эта монашенка случайно стала женой преступника.

Оркестр заиграл вальс, и Анжелина с выражением ожидания на лице повернулась к нему. Но прежде чем Чарли смог объяснить ей досадное отсутствие у него этого необходимого для любого культурного человека навыка, Мигель и Тереза оттолкнули их в сторону и закружились в танце. После короткой паузы, заполненной взглядами и шепотом, толпа отвернулась от молодоженов и ринулась за хозяевами. Анжелина стояла рядом и наблюдала за крутящимися в танце парами. От внутреннего напряжения она держалась чопорно и на ее лице застыла маска деланного безразличия. Чарли наклонился к ней.

– Мне очень жаль, что я поставил вас в неловкое положение, – сказал он тихо, – но умение танцевать так и не попало в число моих достоинств.

Анжелина посмотрела на него с удивлением.

– Я не чувствую себя неловко. Мне просто противно. Отец костьми ляжет, чтобы только его репутация осталась безупречной. Это лишний пример того, как далеко он сможет зайти, лишь бы сделать себе карьеру в политике. – Она снова потянулась к нему и, взяв на этот раз под руку, подвинулась поближе. – Теперь, когда мы выполнили все от нас требовавшееся, давайте выйдем на свежий воздух, а то здесь нечем дышать. Я целый год не носила корсет. В этом сестры определенно правы. Боюсь, что упаду в обморок, если сейчас же не выйду из дома.

Чарли кивнул. Страдальческое выражение ее лица и неровное дыхание подсказали ему об этом, даже если бы она промолчала. Он повел ее к открытой двери и пропустил вперед. Поскольку прием только начался, сад еще был пуст.

Анжелина шла все дальше, пока они не дошли до уединенной аллеи. Она присела на низенькую скамейку, скрытую от дома кустами роз. Легкий бриз, хоть и теплый, но все же лучше, чем никакой, дул вдоль двора гасиенды, донося до них запахи конюшни. Анжелина наморщила носик, фыркнув при этом от отвращения.

– Боюсь, что нам не удастся забыть тот факт, что это все же коневодческое ранчо, хоть отец и старается изо всех сил спрятать служебные постройки от людей, – сказала она.

– Природу замаскировать нелегко. – Чарли направился на полянку. Отсюда, поверх кустов, можно было видеть распахнутую дверь в дом. Толпы незнакомых людей действовали ему на нервы. И хотя никто не пытался к нему приглядываться, проявляя интерес, выходящий за рамки праздного любопытства, ему – преступнику в розыске – все же нельзя было распускаться и поворачиваться спиной к неизвестному.

Оркестр заиграл новую мелодию, на этот раз любовную песню «Нежная Женевьева». Чарли она была знакома, а Анжелина прикрыла глаза, напряженно вслушиваясь.

– Я так люблю эту вещь, – прошептала она, раскачиваясь в такт музыке. Чарли смотрел на нее, восхищаясь движениями ее тела, прекрасным совершенством кожи, невинностью лица.

Внезапно ее глаза широко раскрылись, и она встала. Чарли весь напрягся, лихорадочно просчитывая, что Анжелина могла увидеть у него за спиной и почему сделала это резкое движение. Рука автоматически стала нащупывать револьвер. Он глухо выругался, когда нащупал на бедре вместо холодного металла только ткань сюртука. Ему надо было сейчас же найти свои «кольты» и быстро.

– Успокойтесь, – сказала Анжелина и подошла к нему. – Мне только вдруг захотелось, чтобы вы со мной потанцевали.

– Я же не танцую.

Она отступила от него на несколько дюймов и положила руку ему на плечо. Потом взяла его другую руку в свою.

– Со мной у вас получится.

– Я не старался показаться несговорчивым, лишь бы насолить вашему отцу, – Чарли взглянул ей в лицо – запрокинутое вверх и полное надежды, – и вздохнул. – Я ведь и в самом деле не умею танцевать.

– Я вам верю. Но вы попробуйте притвориться, всего на несколько минут. Мы здесь вдвоем. И никто нас не видит. Вы будете только повторять за мной нужные движения.

Не дожидаясь его возражений, Анжелина пошла под музыку. Чарли неуклюже топал за ней. Он очень старался, пытаясь услышать музыку так, как слышала ее она. Но для его слуха ноты были беспорядочной смесью разрозненных звуков. Ее близость не просто не помогала, она мешала ему сосредоточиться. Запах свежести – запах, который до встречи с Анжелиной никогда не казался ему возбуждающим, – щекотал его ноздри... Поэтому Чарли не танцевал, а боролся с самим собой, чтобы сохранить контроль и над мыслями, и над телом. Из-за этого он оступался, спотыкаясь о собственные ноги, делал неверные шаги и, в конце концов, наступил ей на пальцы, едва прикрытые легкими туфлями.

– Ох! – Анжелина перестала танцевать и отступила от него.

– Извините меня. Думаю, хорошо, что до сих пор меня никто не учил танцевать. Я никудышный ученик.

– Совсем нет. – Анжелина опять подошла к нему, на этот раз ближе, чем раньше. – Давайте попробуем вот так, – сказала она и легким движением обхватила его за шею, замкнув пальцы. Она приложила губы к его уху: – Я буду считать, а вы слушайте.