Джудит Макнот - Нечто чудесное Страница 69

– Но я не безмозглая неодушевленная вещь! – вскинулась она. – И вы не можете избавиться от меня, как от ненужной мебели.

– Неужели? Хотите проверить и убедиться? – процедил он.

Александра лихорадочно соображала, как усмирить его неразумный гнев и успокоить раненое самолюбие. Рассеянно проведя рукой по волосам, она с отчаянием пустила в ход последнее оружие – логику. В конце концов, именно она невинная и оскорбленная сторона, однако он явно сильнее и опаснее, поэтому необходимо найти способ урезонить его.

– Понимаю, что вы рассержены…

– Вы весьма наблюдательны, – злобно прошипел он. Однако Александра, стараясь игнорировать его саркастические реплики, настойчиво, негромко продолжала:

– И понимаю также, что сейчас нет смысла пытаться что-то доказать вам…

– Почему же, можете рискнуть, – вежливо разрешил он, хотя выражение глаз говорило обратное. Джордан выпрямился и угрожающе шагнул к ней.

Александра поспешно отступила.

– Не… не имеет смысла. Вы не станете меня слушать. Ярость гасит светильник разума…

Цитата из Ингерсолла застала Джордана врасплох, возвращая к мучительным воспоминаниям о смеющейся, очаровательной кудрявой девчонке, которая в зависимости от обстоятельств могла приводить любые изречения – от Будды до Иоанна Крестителя. К несчастью, это еще больше рассердило его, поскольку той девочки больше не существовало. Она превратилась в расчетливую, лживую интриганку. Он знал, что если бы Александра собиралась выйти замуж за Тони по любви, то, несомненно, призналась бы в этом. Поскольку же она промолчала, значит, очевидно, просто хотела оставаться герцогиней Хоторн.

«И поэтому попала в довольно сложное положение, – цинично думал Джордан. – Не может же она броситься мне на шею и проливать слезы, когда я едва спас ее от второго, незаконного замужества. Но Александра, конечно, побоится рисковать и не выпустит меня из дома, не предприняв первые из многих, весьма предсказуемых шагов к примирению, особенно если желает по-прежнему вращаться в обществе и пользоваться всеми привилегиями, подобающими жене герцога Хоторна. А для этого свет должен видеть, что она не утратила расположения мужа».

Да, за последние пятнадцать месяцев она стала честолюбивой. И прекрасной. Ослепительно прекрасной женщиной, с блестящими волнистыми волосами, рассыпанными по плечам и поразительно контрастирующими с алебастрово-прозрачной кожей, сверкающими зеленовато-голубыми глазами и нежными розовыми губами. По сравнению с бесцветными блондинками, считавшимися в обществе признанными красавицами, Александра была неизмеримо более привлекательна.

Он испепелял ее жестким взглядом, убежденный в правоте своих оценок, и все-таки, несмотря на все свидетельства, не мог найти и малейшего следа хитрости и вероломства в искрившихся гневом глазах и раскрасневшемся рассерженном лице. Взбешенный собственным упорным нежеланием увидеть ее наконец в истинном свете и покончить со всеми иллюзиями, Джордан повернулся и направился к двери. Александра молча смотрела ему вслед, обуреваемая мириадами противоречивых эмоций, включающих одновременно бешенство, облегчение и тревогу. В дверях он остановился, и Алекс мгновенно сжалась.

– Я перееду сюда завтра. А пока прошу следовать моим приказам. Вы не должны нигде показываться с Тони.

Судя по голосу, в случае неповиновения ее ожидала ужасная кара. Но хотя Алекс и представить боялась, в чем она будет заключаться, тем более что ей совсем не хотелось выезжать и очутиться лицом к лицу с необходимостью терпеть последствия сегодняшнего скандала, ее все-таки задели его угрозы.

– Кроме того, вы не смеете покидать этот дом. Я достаточно ясно выразился?

Пытаясь скрыть страх и тревогу, Александра великолепно небрежным жестом отмахнулась, пожала плечами и объявила:

– Я бегло говорю на трех языках, ваша светлость. Один из них – английский.

– Вы, кажется, делаете мне замечание? – зловеще-вкрадчиво осведомился Джордан.

Мужество боролось в Александре со здравым смыслом, но ни то ни другое не взяло верх. Боясь броситься в атаку и не желая отступать, она постаралась усмирить его тоном взрослого, увещевающего неразумного капризного ребенка – У меня нет ни малейшего желания обсуждать что бы то ни было, пока вы в таком безрассудном настроении.

– Александра, – прогремел он, – если вы решили проверить, до какой крайности можете довести меня, знайте, что это и есть предел. В моем нынешнем «безрассудном настроении» ничто не даст мне большего удовлетворения, чем решение запереть эту дверь и в следующие десять минут сделать все, чтобы вы не могли сидеть по крайней мере неделю. Надеюсь, вы меня поняли?

Перспектива быть высеченной, словно непослушное дитя, окончательно лишила Александру с таким трудом обретенной уверенности и заставила почувствовать себя такой же неловкой и беспомощной в его присутствии, как полтора года назад. Она гордо вздернула подбородок, но ничего не ответила, только яркая краска унижения выступила на щеках и слезы обиды обожгли веки.

Пригвоздив ее к полу долгим взглядом и убедившись, что она достаточно запугана, Джордан решительно переступил порог и даже не подумал кивнуть на прощание.

Два года назад Александра не была знакома с правилами этикета, которым неуклонно следовали воспитанные леди и джентльмены, и не понимала, что Джордан оскорбляет ее, не утруждая себя поклоном, поцелуем руки или просто вежливым обращением. Стоит только вспомнить, как он даже не разрешил называть себя по имени!

Теперь же она с бешенством и как никогда ясно припомнила все эти оскорбления, прошлые и нынешние.

Александра подождала, пока не услышала стук входной двери, и только потом, двигаясь словно во сне, вышла из гостиной и поднялась в свою комнату. Борясь с тоской и отчаянием, она побыстрее отпустила горничную и машинально сняла платье. Он вернулся! И стал еще хуже: куда более надменный, властный, совершенно бессердечный человек с диктаторскими замашками. И она замужем за ним. Замужем! При одной мысли об этом разрывалось сердце.

Еще утром все было простым и ясным. Она встала и оделась, чтобы ехать в церковь. Однако через три часа выяснилось, что она жена совсем другого человека. Недостойного. Чужого.

Сердито вытерев ладошкой слезы, Александра уселась на диван и обхватила себя руками, безуспешно пытаясь хотя бы на миг забыться. Воспоминания терзали душу, мучая ее живыми, совершенно реальными образами безмозглой, глупенькой, влюбленной девчонки, которой Алекс была когда-то. Вот она и Джордан в саду Роузмида…

«Вы прекрасны, как „Давид“ Микеланджело, – выпалила она тогда. – Я люблю вас!»