Жанэт Квин-Харкин - Пленённая мечтой Страница 7

В голове Грейс прибоем ударяла кровь, все вокруг поплыло.

— Брюс! — отчаянно крикнула она и куда-то побежала. До нее как издалека донесся окрик капитана Уэзерби:

— Сестра, вернитесь! Сейчас же вернитесь!

Чьи-то руки схватили ее.

— Куда, по-вашему, вы направляетесь? — возмущенно спросила капитан Уэзерби.

— Он не мог погибнуть! — в истерике кричала Грейс. — Я должна…

Капитан Уэзерби дала ей пощечину.

— Возьми себя в руки, девочка.

— Не могу! — рыдала Грейс, дрожа всем телом. — Только не Брюс! Это бессмысленно…

— Конечно, бессмысленно! — крикнула Кэтрин Уэзерби. — Но мы не можем сдаваться. Все эти люди умрут, если мы сдадимся.

Ее голос заглушили новые взрывы. Немецкие самолеты вернулись. Грейс подняла глаза и увидела, как стена фермы задрожала и разлетелась. Кирпич ударил ее по голове, и все стало темно.

3

Больница «Святая Катерина» для выздоравливающих в Истборне стояла посреди аккуратно причесанных газонов, с видом на красные черепичные крыши городка в одну сторону и на кипящие под ветром воды Ла-Манша — в другую. Было начало июня, и на ухоженных бордюрах цвели первые розы, когда Грейс шла по вымощенной плитками дорожке с маленьким чемоданчиком в руке. Она только что приехала из «Хейзелдина», такого же учреждения для выздоравливающих, на таком же утесе чуть дальше по побережью, где она провела месяц, приходя в себя после ранения головы и сотрясения мозга. Она снова возвращалась к работе — но не возвращалась во Францию.

Не успела она войти, как ее громогласно окликнули:

— Сестра!

Где-то в середине коридора из двери выглядывала голова. Над медно-красным лицом видна была белая крахмальная шапочка.

— Сюда. Живо! — прогудел голос.

— Я только что прибыла, и мне велено сразу же доложиться старшей сестре больницы, — Грейс показала на свой чемоданчик.

— Она может подождать, — сказала женщина своим низким голосом, широко, по-йоркширски артикулируя гласные. — У меня тут горы работы, а делать ее некому. Положите чемодан и накидку в гостиной и идите сюда. Идет война, знаете ли, и мне надо делать перевязки.

С облеченными властью не поспоришь. Грейс сделала, что ей было велено, и очутилась в плохо освещенной моечной комнате прямо перед раковиной, полной грязных суден. Не успела она осознать, в какую попала переделку, как в конце коридора раздалось резкое громыхание и появилась каталка, которую толкала высокая долговязая молоденькая медсестра в косынке, как у Грейс, из-под которой выбивалось несколько непослушных кудряшек.

Никогда я не научусь справляться с этой штукой! — простонала она, влетая в комнату. Каталка ударилась о дверную раму и, наконец, остановилась, упираясь в шкаф. — Увы, еще один груз «этой радости». — Она начала выгружать вновь привезенные судна и утки.

Лицо Грейс, видимо, выдало ее мысли, потому что сестра-доброволец спросила:

— Не то, чего вы ждали, да?

Грейс услышала аристократический выговор, так похожий на ее собственный, и слабо улыбнулась.

— Я только что приехала, — сказала она. — Могли бы хотя бы дать мне отдышаться.

— Знаю, — отозвалась незнакомая девушка. — Я здесь уже целых два дня, а меня еще ни разу не подпустили ни к одному пациенту. На добровольцев здесь смотрят как на смертельно опасные орудия, которые надо держать от греха подальше. Меня зовут Дафна Страуд. — Она протянула руку. — Поосторожнее с пузырями, — добавила она, когда Грейс взяла ее за руку. — Скрести горшки — жуткое дело для непосвященных.

— Я — Грейс Притчард.

— Добро пожаловать на войну, Грейс. Хотя не могу сказать, чтобы тут было очень захватывающе. И подумать только, что я пошла добровольцем ради интереса, — добавила она. — Я была на вечеринке в честь выхода в светское общество в «Дорчестере», и мы начали говорить о том, что надо внести свой вклад в победу. И вот на следующее утро все отправились и записались добровольцами, даже не сняв вечерних нарядов. Это было просто потрясающе! Они не знали, как обращаться с девушками в бархате и драгоценностях.

Дафна так напоминала тех девушек, с которыми Грейс училась в школе: богатая, аристократичная, уверенная в том, что вся жизнь — это одна большая шутка. Сама Грейс попала в такую школу благодаря стипендии, из дома сельского викария, и поэтому в основном наблюдала за ними из-за кулис, гадая, не присоединится ли она сама когда-нибудь к этой «шутке». Но Дафна была такая жизнерадостная и энергичная, что не могла не нравиться.

— Не похоже, чтобы тут было много захватывающих событий, — отозвалась она, оглядывая комнатенку без окон и гору ожидающих мытья суден.

— Боюсь, что нет, — сказала Дафна. — Милочка, не могу даже передать, как я была разочарована, когда мне сказали, что посылают меня в Истборн. Я сказала им, что хотела бы попасть во Фландрию, или Францию, или куда-нибудь еще, где хоть немного интересно, но мне ответили, что я теперь — часть «усилий к победе» и должна ехать, куда пошлют.

— Я только что вернулась из Франции и не думаю, чтобы вам там особо понравилось, — сказала Грейс.

Голубые глаза Дафны широко распахнулись.

— Вы были во Франции — на фронте?

Грейс кивнула.

— На меня упала стена, и меня отправили домой выздоравливать.

Дафна поморщилась:

— А я тут попала пальцем в небо: обращаюсь с вами, как с новенькой, когда вы уже закаленный боец, — сказала она. — Расскажите же мне, как там?

— Там… — Грейс помотала головой.

— Извините. Наверное, все это еще слишком болезненно, — сочувствующе проговорила Дафна. — Ну, ничего, здесь у вас, наверное, будет даже слишком много спокойствия и тишины. — Рассмеявшись, она закатала рукава и начала работать за соседней раковиной. — Мои друзья дразнят меня, что я получу медаль за то, что буду возить престарелых полковников в инвалидных колясках.

— Уж лучше то, чем вот это, — отозвалась Грейс, с омерзением морща носик, и налила побольше дезинфектанта. — Как вы думаете, нас когда-нибудь допустят до пациентов?

— Надеюсь, — сказала Дафна. — Я только рада, что при дворе появилась раньше, чем война сделала мои руки этими ужасными руками судомойки. Можете себе представить, что сказала бы королева, если бы дотронулась до такой вот ручки? — Она снова хихикнула, и стерла с кончика носа мыльный пузырь, оставив на его месте сразу несколько.

— Хорошо, если бы нас назначили дежурить вместе, — сказала Грейс. — Та, другая, сестра показалась мне такой…

— Накрахмаленной? — спросила Дафна. — Они все такие. Жуткие старые коровы, эти штатные медсестры: все время тычут в нос правила и порядки. Меня ужасно отчитали, потому что я в первое утро нарумянилась. Милочка, я во всем этом белом — просто как привидение. Ну, как вы думаете, мы перемоем эту зверскую гору до ленча? Они здесь так жучат пациентов — казалось бы, можно было запретить им писать чаще одного раза в день, правда?