Тадеуш Доленга-Мостович - Счастье Анны Страница 7

Она, правда, знала, что тетушка воспротивится такой постановке вопроса, но, в конце концов, уступит, понимая, что Анна не сможет остаться бесплатно. Эту черту Анна унаследовала от отца, который свои редкие беседы с дочерью постоянно начинял несколькими сакраментальными принципами, и среди них одно из главных мест занимал принцип о том, что ничего не следует принимать бесплатно. Он сам следил за этим с такой скрупулезностью, что, живя среди людей, придерживающихся иных принципов, умер, не оставив дочери ни гроша долга, но в то же время и ни гроша наследства.

На то, чтобы принять что-нибудь от тетушки, особенно сейчас, когда доходы Шерманов значительно уменьшились, она не согласилась бы ни за что на свете. Она, собственно, самостоятельный человек, зарабатывает на себя достаточно, а после месячного испытательного срока будет зарабатывать еще больше, и нет никаких оснований, чтобы получать милостыню.

Высказать свои аргументы тетушке у нее представилась возможность только поздним вечером, когда пани Гражина вернулась с совещания и была слишком обессилена, чтобы затевать спор. Она согласилась принимать от Анны сто двадцать злотых за содержание, наотрез отказавшись брать плату за комнату, поскольку комната все равно была пустой. Но, расставаясь, перед тем как пойти отдыхать, тетушка высказала свои претензии: почему Анна в поисках работы в Варшаве обратилась не к ней или к Кубусю, а к совершенно чужим людям?

— Но, тетя, — защищалась Анна, — я пыталась получить должность в Познани, в филиале «Мундуса», а здесь она досталась мне неожиданно для себя самой. Кроме того, я хорошо знаю, как тяжело сейчас везде с работой, и поэтому старалась не беспокоить вас.

Ей не хотелось говорить, что она думала по этому поводу. Однажды, когда Кароль упомянул что-то о фабриках, в которых ее брат Якуб Шерман располагал большим процентом вложений, а поэтому имел решающее влияние на формирование персонала, тетушка сказала, что можно было бы получить у Кубы низкооплачиваемое место служащей или синекуры. Ни на первое, ни на второе она не могла согласиться.

Иное дело в «Мундусе». Здесь ей предложена не должность, а место, на котором она сможет показать свою полезность для фирмы. Она, впрочем, была не слишком высокого мнения о своих способностях и если не спала почти всю ночь, то главным образом только потому, что беспокоилась, сможет ли быстро ознакомиться с новой работой, справится ли, но в то же время не сомневалась, что будет внимательным и работоспособным руководителем отдела, направление которого она уже знала.

На следующий день она пришла в бюро очень рано. Посетителей еще не было. Через открытые верхние окна зала вливался свежий утренний воздух и проникал ненавязчивый шум улицы. Застекленный изнутри бегущий вокруг зала прилавок сверкал отполированным светлым деревом и блеском совершенно прозрачного стекла. За ним здесь и там стояли небольшие группы весело переговаривающихся служащих. Многие были уже в синих форменных халатах, из-под которых выглядывали белоснежные воротнички блузок. Она не знала никого из них, но чувствовала ко всем какой-то свежий прилив доброжелательности, как когда-то к подругам в гимназии.

В бокс, предназначенный для нее, нужно было пройти по левой стороне вдоль окошек туристического отдела. Анна заметила, что все присматриваются к ней с пристальным вниманием, как бы изучая. Вероятно, весть о принятии ее на работу уже разлетелась по всему бюро.

Комиткевича еще не было. Она сняла шляпу и начала просматривать проспекты экскурсий, организованных фирмой «Мундус». Их было очень много: четырехдневная в Вену, двухнедельная в Румынию, выходного дня в Беловежу…

— Здравствуйте! — в открытых дверях стоял Комиткевич, улыбающийся и еще более элегантный, чем вчера, в белых брюках и бежевом пиджаке. — Сегодня прекрасный день. Вы ранняя птичка. Приветствую вас… Не заглядывал сюда Минз?

— Нет, правда, я здесь всего несколько минут…

— Это хорошо. Директор будет наведываться к вам довольно часто, а сегодня должен прийти специально, так как лично хочет представить вам персонал.

— Может… может быть, это не нужно? — она нерешительно улыбнулась.

— Просто необходимо.

— Может быть, я не справлюсь… Вы же знаете, что я принята с испытательным сроком на месяц?

Комиткевич сделал неопределенный жест рукой, который мог означать как его убеждение в необходимости испытательного срока, так и то, что, в сущности, до «Мундуса» ему уже нет никакого дела. Он открыл ящик своего стола, шкаф, положил рядом с чернильницей часы и, как бы между прочим, спросил:

— Интересно, какие условия предложили вам? Будьте уверены, я не собираюсь это обнародовать. А впрочем, если вы не хотите говорить…

— Вы знаете, у меня нет причин делать из этого тайну: триста пятьдесят злотых.

— И вы согласились? — удивленно спросил он.

— На время испытательного срока.

— Все равно это очень мало. Видите ли, меня ничто не обязывает быть лояльным по отношению к пану Минзу, а кроме того, я не считаю, что правда должна противоречить этике увольняющегося сотрудника… Я получал тысячу двести и отказался, когда предложили снижение до восьмисот. Поэтому мне кажется, что это тот минимум, на который вы должны согласиться. Я говорю это потому, что такая работа, вне всякого сомнения, оценивается этой суммой.

Он не смотрел на нее, явно избегая ее взгляда, но она была уверена, что он говорит так не из неприязни к фирме, а вполне искренне.

— Я очень вам благодарна, — просто ответила она, — и мне действительно очень досадно, что… я занимаю ваше место.

— Да я все равно должен был уйти. Мой бюджет не укладывается в восемьсот злотых…

Раскладывая бумаги и папки с корреспонденцией, он начал говорить о себе, о том, что у него большая семья: брат-инвалид, тесть, жена, двое детей-гимназистов и третий еще малыш. Он признался, что при всем том он амбициозен и изо всех сил старается поддерживать более или менее культурный образ жизни. В границах тысячи злотых в месяц еще как-то можно было устроиться. Правда, в настоящее время можно зарабатывать значительно больше в Силезии, но он пойдет на это в самом крайнем случае, потому что пришлось бы расстаться с семьей, а этого любой ценой хотелось бы избежать. Может быть, еще найдется что-нибудь подходящее в Варшаве.