Николай Гейнце - Тайна любви Страница 7

Дом на набережной Ольга Ивановна продала и купила себе особняк на Нижегородской улице, куда и переехала.

Всю свою любовь и нежность она сосредоточила на своей любимице Коре и ограничилась посещением института, церкви, да некоторых знакомых попроще, хотя никогда не отказывала в делах благотворительности и состояла «дамою-патронессою» в нескольких благотворительных учреждениях столицы, где невольно сталкивалась и с большим петербургским светом.

Надо заметить, что это бегство из общества произошло далеко не по причине скромности Ольги Ивановны. Она, глядевшая на все глазами покойного, находила себя совершенно достойною стоять в рядах представительниц высшего столичного общества и стремилась в него, как и покойный, пока эти представительницы были ей нужны по делам ее мужа.

Теперь дела прекратились и поддерживать связи с графинями и генеральшами было только убыточно — вот причина, почему Ольга Ивановна сперва под видом глубокого траура, а затем уж будто бы по болезни перестала появляться в великосветских гостиных.

Честолюбие между тем у ней было такое же, как и у покойного ее мужа.

За неимением собственных детей надежды Тихона Захаровича и Ольги Ивановны возлагались на племянницу.

— За графа или князя отдадим, не иначе! — говорил самоуверенно Зуев в беседе с женою о будущности Коры.

Этой мысли сочувствовала и Ольга Ивановна, а потому время от времени она продолжала приносить денежные жертвы разным сиятельным благотворительницам, оставляя себе лазейку снова появиться в высшем свете, но уже с красавицей-племянницей, внешность которой, два миллиона приданого и наследство после миллионерши-тетки могли позолотить какой угодно графский или княжеский герб, а таких гербов, требующих настоятельной позолоты, в Петербурге с каждым годом являлось все более и более.

Наконец вожделенный день для Ольги Ивановны настал.

Кора кончила курс и появилась в ее доме, где для нее были приготовлены роскошные и богатые туалеты, долженствовавшие служить великолепной рамкой не менее великолепной картины. В своем выпуске она была самая молоденькая, ей едва минуло шестнадцать лет.

Но к этому-то времени Ольга Ивановна начала чувствовать недомогание и доктора настойчиво посылали ее за границу.

— Лечиться мне там?.. У кого же?.. — спросила она своего домашнего доктора, петербургскую знаменитость.

— И полечитесь… А главное рассеетесь… Это очень важно… для обмена веществ в организме… — глубокомысленно отвечала знаменитость.

— Коли так, я с племянницей поеду, ей белый свет покажу…

— И отлично…

Заграничная поездка была решена, и определено было даже время отсутствия из Петербурга: год.

К зимнему сезону решено было вернуться на берега Невы и тогда начать выезды с целью пленить графа или князя, как мысленно дополняла Ольга Ивановна.

Судьба решила несколько иначе.

Тетушка и племянница пропутешествовали несколько долее назначенного времени, задержавшись в Вене и Париже, — этих городах «дамского счастья».

Ольга Ивановна, кроме того, действительно прихворнула и очутилась в Канне.

Неожиданно там же появился нуждающийся в золочении графский герб, в лице его носителя графа Владимира Петровича Белавина.

Представленный княгиней Лидской, он быстро начал атаку сердца молодой девушки, и атака оказалась удачной.

Он сумел понравиться и Ольге Ивановне.

Сделанное за него последней предложение княгиней Лидской было принято.

В Петербург Конкордия Васильевна вернулась уже невестою графа Белавина.

— И к лучшему… Никто как Бог!.. — думала Зуева, возвращаясь в Россию и смотря в купе первого класса на сидящую против нее парочку.

— Пара не пара, дорогой марьяж!.. — неслась в ее голове русская поговорка.

Она, по настоянию мужа, перестала употреблять поговорки и пословицы в разговоре, но в думах своих позволяла себе эту роскошь — дань ее чисто русского народного происхождения.

Будущее любимой племянницы рисовалось Ольге Ивановне в радужном блеске: богатство, титул, любимый и любящий муж, общественное положение, соединенное с почетом и уважением, все, казалось, было налицо для полного земного счастья будущей графини Белавиной.

Граф Владимир Петрович и его невеста с теткой возвратились в Петербург в конце мая.

Свадьба была назначена в сентябре, так как эти три месяца отсрочки были потребованы Зуевой для окончательного заготовления приданого, большинство вещей которого было заказано в Вене и Париже и не могли быть получены ранее этого времени.

Молодые люди согласились без протестов.

Граф сообразил, что настойчивостью он может разрушить обаяние к своей особе, которое успел внушить Ольге Ивановне, и кто знает, что под ее влиянием Кора может измениться к нему, так как он еще не успел — он чувствовал это — совершенно овладеть ее сердцем.

Конкордия Васильевна была еще совершенным ребенком, страсть, этот стимул энергичных поступков женщины, ведущий ее зачастую одинаково и к исторической славе, и на скамью подсудимых, а в обыденных рамках жизни, заставляющий ее действовать наперекор всем и всему, очертя голову, еще не просыпались в ней.

— То веселая чересчур, то необычайно грустная, то практическая, то мечтательница, она являла из себя ту неустановившуюся натуру, тот мягкий воск, из которого скульптор может вылепить чудо искусства, или бесформенную массу.

Таким скульптором для нее была пока что ее тетка Ольга Ивановна Зуева, которую Кора любила до обожания.

Встреча с графом застала ее, как мы знаем, в то время, когда она, только что покинув институтскую скамью, делала первые самые счастливые шаги самостоятельной жизни предаваясь отдыху и удовольствиям, без всяких планов о будущей жизни, и без малейшего понятия об этой жизни.

Граф был молод, красив, знатен, все те свойства выгодной партии, которыми обладают герои романов, прочитанных тайком ею в институте.

Тетя отзывалась о нем с похвалой и считала его достойным претендентом на ее руку.

Чего же больше надо?

Ей оставалось только влюбиться.

Она это и сделала.

Знаток женского сердца граф Белавин очень хорошо понимал это, как следовательно понимал и то, что его дело еще не доведено до конца, что ему еще придется работать над пробуждением в этой девушке-ребенке настоящего чувства.

Он был доволен и тем, что ощущал на своей дороге твердую почву.

Расположение детей приобретается игрушками и конфетками, расположение девушек-подростков драгоценностями и тряпками — они кандидатки в женщины, а путь к сердцу женщины свободен лишь тогда, когда устлан дорогими материями и усеян драгоценными каменьями.