Патриция Гэфни - Сердце негодяя Страница 7

Неужели он становится сентиментальным? Об этом страшно было подумать. Ведь он совсем недавно вступил в игру!

Невысокий красивый мексиканец в шляпе-котелке вновь начал наигрывать на пианино «Икоту пьяницы». Закрутилось колесо рулетки, кто-то швырнул игральные кости, умолкшие было разговоры возобновились. Джесс налил себе еще на дюйм выпивки и плавно повернулся спиной к стойке, опершись об нее локтями и поставив ногу в сапоге на медную перекладину. Ему пришлось зажмуриться, чтобы поберечь глаза, едва не выкатившиеся из орбит подобно бильярдным шарам.

Мисс Макгилл переоделась. Воспоминание о девушке в простой коричневой юбке и выцветшей блузке, столь живо занимавшее его воображение до этой минуты, поблекло и растворилось в блестяще-красном взрыве. Джесс постепенно пришел в себя, по кусочкам складывая в уме ее образ, чтобы не ослепнуть окончательно.

Она восседала на высоком табурете, закинув ногу на ногу, и раздавала карты четырем ковбоям, глазевшим на нее в телячьем восторге вместо того, чтобы играть в «блэк джек». Ничего удивительного. Платье облегало ее так, словно она растопила свечку красного воска и облилась им с головы до ног, пока он был еще теплым.

Нет, не то чтобы с головы до ног — сказать так было бы явным преувеличением. Если бы кому-то из обалдевших от безответной любви ковбоев надоело поедать глазами ее обнаженные плечи и высокую белую грудь (невероятное предположение), они могли полюбоваться голой ножкой, дюймов на шесть видневшейся из-под оборок красного платья. Красная туфелька на высоком каблучке, покачиваясь, свисала с носка. «Убей меня», — молили их взгляды. Они нарочно сбрасывали карты, чтобы заставить ее наклониться и сдать по новой.

Отвернувшись в целях самозащиты, Джесс окинул взглядом просторный зал с высоким потолком. По части салунов он считал себя знатоком, в некотором роде даже гурманом, и теперь решил оценить помещение. Все обычные атрибуты на своих местах: плевательницы, зеркала, висячие фонари, голова оленя, писанная маслом в полный рост обнаженная красавица над стойкой бара.

Половину задней стены занимал сложенный из камня камин; до уровня груди стены были обшиты панелями темного дерева, а выше — до самого сводчатого потолка — покрыты штукатуркой цвета слоновой кости. Уютная, приветливая обстановка. Но было здесь что-то еще, чему он никак не мог найти определения. Что-то выделявшее «Приют бродяги» из обычного ряда. Джесс побывал в сотнях салунов, но такого не видел никогда.

И тут его осенило: здесь было чисто. Зеркала не выглядели захватанными, стены без масляных следов, оставленных чьими-то затылками. Надраенная воском стойка бара сияла, как китайский лак. Он видел свое отражение в чисто вымытых оконных стеклах. А самое странное — легко дышалось, воздух не напоминал атмосферу в задымленной угольной штольне.

Чего еще ждать от женщины? Джесс хотел посмеяться, назвать заведение Кэйди «Приютом кисейных барышень», порога которого не переступил бы ни один уважающий себя бродяга, но что-то ему помешало. Нет, «Приют бродяги» был отличным салуном. Конечно, ощущение чистоты оказалось непривычным, но — как ни странно — чертовски приятным. Видимо, по какой-то непонятной причине мужчинам легче наполнять свои легкие дымом, гробить печень спиртным и просаживать деньги, отложенные женой на хозяйство, в примитивные азартные игры, находясь в чистоте и уюте.

Интуиция подсказывала Джессу, что от мисс Макгилл лучше держаться подальше, но ее красное платье манило его, как пение сирены. Для начала он добавил себе еще бурбона, сунул в уголок рта тонкую черную папиросу (свернутую заранее) и двинулся вперед, напустив на себя привычно свирепый вид, как бы говоривший: «Только тронь меня, и я вышибу тебе мозги», без которого человеку его профессии просто не обойтись. Никто не посмел глазеть на него открыто, но он чувствовал на себе опасливые взгляды исподтишка, пока пробирался среди пьющих и играющих в покер завсегдатаев к столу для «блэк джека»…

Один из игроков уже начал подниматься с табурета, чтобы освободить ему место, но Джесс дружески хлопнул его по плечу (бедняга застыл как соляной столб) и хрипло шепнул:

— Я только смотрю.

Он не сомневался, что Макгилл знает о его присутствии, но нарочно делает вид, будто его не замечает. Ну что ж, это дало ему прекрасную возможность свободно понаблюдать за ней.

Осанка у нее красивая, это точно. А на ногах — вблизи он ясно разглядел — чулочки телесного цвета. Темные вьющиеся волосы больше не падали ей на спину; она соорудила на макушке высокую колеблющуюся прическу «помпадур», производившую, пожалуй, чересчур сильное впечатление.

Джесс никак не мог привыкнуть к волшебному превращению: перед ним была совсем не та женщина, которую он видел всего пару часов назад. Нет-нет, у него нет никаких претензий к этой новой женщине, но… даже веснушки куда-то подевались. На губах у нее помада, запах духов чувствовался даже на расстоянии. Все это просто прекрасно, ему нравились благоухающие духами женщины с накрашенными губами, но… Нет, ничего. Она выглядела великолепно, и он сказал себе, что, как только оправится от потрясения, тут же оценит ее по достоинству.

Казалось, болтающаяся на большом пальце туфелька готова вот-вот слететь. Ему польстила мысль: ведь это его присутствие заставляет ее нервничать, но если бы не туфелька, взлетавшая все чаще и чаще, он бы и сам ни за что не догадался. Лицо у нее было невозмутимое, как у игрока в покер, она раздавала карты быстрыми, точными, ловкими движениями профессионала.

— Ты проигрался, Гюнтер, — объявила она, обращаясь к типу в клетчатой ковбойке, похожему на дровосека, и наклонилась собрать его карты.

Джесс устремил взгляд туда же, куда и все остальные. Тут-то он и увидел это. А может, ему просто почудилось? «Это» мелькнуло только на секунду, и он даже подумал, что видел всего лишь игру света. Поэтому в следующий раз нарочно дождался конца игры (банкомет опять выиграл) и приготовился смотреть.

Вот она наклонилась и одним длинным движением руки сгребла со стола все карты. «Это» оказалось на месте — не мираж и не пьяная галлюцинация. Настоящая татуировка на левой груди. Изображение какой-то птицы, похожей на орла. Этот орел взмывал из тесной затененной лощины, устремляясь к вершине холма. У Джесса отвисла челюсть, и папироска выпала изо рта.

Он раздавил ее сапогом, сделав вид, что так и задумано (хотя папироска даже не была зажжена), и от души надеясь, что никто не обратил на него внимания. Мог бы и не беспокоиться: кого интересовал он, когда глаза всех устремились на татуировку Кэйди? Она раздала карты по новой. Джесс так старался разглядеть неуловимую птицу, что совершенно позабыл о всяких попытках подметить передергивание или двойную игру. Вдруг ему пришло в голову, что именно в этом и состоит назначение татуировки.