Хавьер Аспейтья - Плач Минотавра Страница 7

Поняв, что Радамант выходит из игры, Минос постарался всеми силами опорочить Сарпедона. Однако вскоре он понял, что сделать это будет гораздо сложнее, чем ему казалось поначалу: Сарпедон умел очень многое из того, что может поразить мальчика в возрасте Милета. Он мог сбить копьем летящего голубя, поймать голыми руками дикого кота, за одно погружение достать три жемчужины и взвалить себе на спину взрослого осла. Подарки, которыми Минос осыпал Милета, ничего не стоили по сравнению с подвигами Сарпедона, чье сердце к тому же пленили невинность и детская красота мальчика.

Поэтому, видя, что столь желанный трон может ускользнуть от него, Минос решил очернить Сарпедона и Милета в глазах Астерия. В один прекрасный день он подошел к Сарпедону и сказал ему:

— Брат мой, я хочу посоветоваться с тобой по поводу кошмара, который гложет мою душу вот уже несколько дней: снится мне, что некто входит в покои Астерия и крадет у него скипетр. Через несколько дней бесплодных поисков наш отчим умирает от горя. Тогда откуда-то появляется вор, который объявляет себя сыном Зевса и берет трон. Его первый приказ — казнить трех братьев. Я просыпаюсь, когда вижу твое тело, повешенное на тисе.

Холодок смерти пробежал по спине Сарпедона, но он был храбрым юношей.

— Дорогой брат, — сказал он, — почему ты не расскажешь о своем сне нашему отчиму?

— Обдумав все хорошенько, я так и собирался поступить, но, боюсь, никакая охрана не поможет уберечь скипетр, ведь сила вещих снов больше, чем сила простых смертных. Однако два дня назад мне приснился другой сон, в котором не вор, а ты украл скипетр. Вор из первого сна пришел к отчиму, чтобы украсть скипетр, но его уже не было в комнате. Тогда он разозлился, споткнулся, и на шум прибежал стражник, который схватил его. Потом ты вернул скипетр Астерию, а тот в знак благодарности сделал тебя своим полководцем.

— Ты считаешь, что я должен сам украсть скипетр, чтобы предотвратить беду?

Минос нахмурился, как человек, попавший в безвыходное положение.

— Я не знаю. Надо быть очень смелым человеком, чтобы пробраться в покои Астерия и выкрасть то, что он ценит больше всего на свете. Но сколько я ни думаю, я не могу найти другого выхода: лишь вещий сон может быть сильнее другого вещего сна. Я прошу тебя лишь подумать о моих словах.

Сказав это, Минос оставил Сарпедона в смятении размышлять над его лжевидениями.

Спустя два дня, как и предполагал юный интриган, скипетр украли, и царь пришел в бешенство. Минос побежал к своему брату и нашел его в саду бледного от страха, обхватившего голову беспокойными трясущимися руками.

— Ты украл скипетр?

Сарпедон посмотрел на брата и кивнул головой:

— Да, я украл его этим утром, когда Астерий был на охоте.

— Хвала Зевсу, могущественнейшему из богов! — весьма искренне воскликнул Минос.

— Что же мне теперь делать? Скипетр жжет мне руки. Даже голова пантеры на набалдашнике, кажется, смотрит на меня с яростью.

— Не бойся, я обо всем подумал. Отдай скипетр Милету и попроси спрятать его и никому не говорить, откуда он у него. Никто не заподозрит ребенка, а если скипетр вдруг найдут, все решат, что это просто детская шалость. Надо выждать, пока не появится настоящий вор.

Сарпедон вновь последовал коварным советам своего брата, а тот тем временем завладел одним из колец Милета и спрятал его между шкур, покрывавших ложе Астерия. Царь нашел кольцо и тотчас же приказал, чтобы стражники обыскали комнату Милета. Скипетр нашли почти сразу: малыш не придумал ничего умнее, как сунуть его под кровать. Несмотря на все угрозы Астерия, Милет отказался поведать, каким путем скипетр попал к нему в руки. Тогда его обвинили в краже, и Сарпедону пришлось признаться отчиму в совершенном преступлении. Он попросил, чтобы Астерий выслушал Миноса, который, по его словам, мог все объяснить.

Послали за Миносом. Тот, представ перед Астерием, сквозь слезы произнес слова, окончательно погубившие его брата:

— Не так давно мне приснился ночной кошмар, в котором Сарпедон входил в твои покои и крал скипетр. Я пытался разубедить его, но тщетно: теперь я понял, что вещие сны сильнее людских желаний.

— Первый сон! Расскажи и про первый сон! — отчаянно кричал оклеветанный Сарпедон, пока стража тащила его из зала.

Лишь вера Астерия в божественное происхождение Сарпедона спасла того от смерти. И его и Милета выслали с Крита. Теперь он живет в одном из городов на побережье Малой Азии, построенном им в честь своего возлюбленного в устье реки Меандр.

Нерадивая воспитанница

Бессонница рано состарила Астерия, истощила его тело, помутила разум. Царь тяжело заболел и несколько недель был очень плох. Когда ему немного полегчало, он велел позвать Европу.

— Европа, — сказал Астерий, — мы скоро умрем.

— Ты хочешь сказать, ты скоро умрешь. Что ж, ты и вправду совсем стар: слишком много пьешь и не знаешь, когда остановиться. Но я-то чувствую себя прекрасно.

— Ты не понимаешь, Европа. Мы умрем вместе. Когда умирает ахейский царь, его жену хоронят вместе с ним. Нельзя, чтобы она родила новых претендентов на трон. Минос, твой сын и сын Зевса, станет моим преемником. Мы же с тобой отправимся в рай, взявшись за руки, переплывем на ладье Харона воды реки забвения.

Новая блажь Астерия заставила Европу серьезно задуматься. Она не стала спорить с мужем по поводу появления новых наследников, поскольку, несмотря на то, что детородный возраст для нее давно прошел, за несколько ночей до разговора с Астерием звезды сказали царице нечто удивительное. Эта чудесная новость заставила ее вспомнить звериный запах своего последнего любовника, который разделил с ней ложе в прошедшее полнолуние. Он настолько истощил Европу своими ласками, слишком страстными для женщины ее возраста, что она не сразу смогла припомнить слова, что обронила его рогатая тень, прежде чем уйти: «Убереги своего сына от Астерия, чтобы уберечь Кносс от погибели».

Если бы еще месяц назад царице сказали, что она должна умереть, это ничуть бы не огорчило ее, но сейчас все существо Европы бунтовало против смерти. Она была уверена, что Минос в точности исполнит волю своего отчима. Астерий хорошо поработал над ним, превратив его в такого же глупца, как и он сам.

Тем же вечером Европа отправилась в южный город Гортина. Приехав во дворец, где прошло ее детство, она потребовала, чтобы к ней привели юную Пасифаю. Встречавшие царицу жрицы радостно переглянулись, и через несколько мгновений весь дворец запестрел от цветных юбок, мелькавших в залах и на лестницах, наполнился смехом и восторженными криками. Пасифая предстала перед Европой немного оторопевшей от того, что шесть женщин одновременно причесывали ее, мыли, растирали благовониями и одевали. Ее льняные волосы были уложены в прическу, напоминавшую клубок змей, тугие косы стягивали кожу на лице и придавали глазам девушки хищное выражение. Молчаливой, сдержанной и прекрасной предстала Пасифая перед Госпожой Луны.