Барбара Картленд - Скверный маркиз Страница 7

Однажды, когда она разбирала бумаги в дядином кабинете, приводя их в порядок, ее осенила мысль. Она много помогала ему, переписывая его трудночитаемые рукописи своим прекрасным, отчетливым почерком или поудобнее расставляя разложенные по всему кабинету справочники, чтобы они были у него под рукой. Бессчетно переписывая его многочисленные заметки на отдельных листках и столь же бессчетные дополнения к ним, она постепенно начала проникаться пониманием темы, над которой он работал, и сама стала разбираться в ней едва ли не так же хорошо, как и он. Как правило, когда из Лондона приходили бумаги, она нередко первой читала их, а потом пересказывала дяде сведения, необходимые ему для работы над книгой. А писал он о войнах Античности в сравнении с действиями Наполеона, предпринятыми им против стран в Европе. Регулярно прибывали копии официальных ежедневных парламентских речей из обеих палат, и Орелия их просматривала, чтобы понять, нужны ли они или не имеют касательства к интересующим дядю проблемам.

Дядя Артур умер, а книга осталась незаконченной, она была написана лишь на две трети, если не наполовину, и Орелия отдавала себе отчет, что ей не удастся дописать ее до конца с той же глубиной охвата проблем, как сделал бы это дядя, но… Попытаться все-таки стоит, решила она. Ради памяти дяди Артура… Весь декабрь, до Рождества и после него, Орелия просидела в дядином кабинете, работая за его столом, пользуясь его справочниками и всеми печатными изданиями, выходившими в последние годы и в последние месяцы. В конце января она отослала в Лондон аккуратно упакованный, не очень большой по размерам пакет. Отослав его, она ощутила полнейшее внутреннее опустошение: она отдала всю себя без остатка, но все равно необходимо было и дальше нести бремя жизни в Мордене. В середине мая неожиданно, без предупреждения, вернулась Кэролайн. Казалось, лишь минуту назад кругом было тихо, темно, но вдруг все очнулось, зашумело, заискрилось и просияло — это Кэролайн вернулась домой! Она вышла из дорогой кареты, запряженной четверкой взмыленных лошадей, и Орелия не сразу узнала кузину: никогда еще не выглядела она такой красивой и элегантной. На ней был дорожный плащ из красного бархата, украшенного миниатюрными бантиками из горностая, под стать капору с красными страусовыми перьями, завязанному шелковыми лентами под подбородком.

— Орелия, Орелия! Вот я и дома! Милая Орелия, как это чудесно — видеть тебя! Мне столько нужно тебе рассказать! — Да, это была все та же неугомонная Кэролайн, сомневаться не приходилось. Это ее щебет, ее смех и ее заразительное оживление.

Она вихрем пронеслась в холл, смеясь, болтая, одаривая улыбками старых слуг, и, швырнув горностаевую муфту на один стул, капор — на другой, потребовала чего-нибудь для подкрепления сил. А у Орелии появилось такое чувство, словно в дом снова вошла жизнь, и что-то стронулось в ее душе при виде сестры.

— Миленькая, что ты с собой сделала? — вскричала Кэролайн. — Да нет, молчи, молчи, не говори ничего, я поняла, что это! Ты повзрослела… Ты выросла, а я все еще представляла тебя маленькой девочкой, которая когда-то сидела у меня на постели и внимала моим пламенным любовным историям…

— Мы взрослеем, ничего не поделаешь, — рассмеялась в ответ Орелия и развела руками. — Мне уже восемнадцать, Кэролайн, а тебе в июле будет двадцать два.

— Ох, нет! Нет! Не напоминай мне об этом, негодная и бессердечная! — драматически взмолилась Кэролайн и делано возмущенно замахала руками. — Но ты, ты прекрасна, Орелия, вот не думала, что ты станешь такой красавицей!

— Ну, на твоем фоне я бледное пятнышко, — спокойно возразила Орелия, разглядывая кузину и ее новый наряд.

— Вот чепуха… И мы составляем замечательный контраст, как всегда. Ты светлый, добрый ангел, а я скверный черный дьяволенок — да? Помнишь?

— Я помню, что ты всегда была прекрасной и самой обаятельной из всех знакомых мне девушек.

Кэролайн рассмеялась: комплимент ей явно пришелся по вкусу.

— Ой, мне так много надо тебе рассказать! — Но, оглянувшись вокруг, Кэролайн добавила с легкой горечью: — Боже, как все здесь бедно и неказисто!

Сказав так, она немедленно оживилась:

— Слава небесам, мы можем отсюда уехать! Мы поедем с тобой в Лондон, Орелия, ты поедешь со мной. Я собиралась пригласить тебя для компании, но теперь поняла, что вообще нельзя хоронить такую красоту в этой мрачной, невыносимо скучной дыре! — И она крепко сжала руку Орелии. — Вместе мы устроим в Лондоне грандиозный пожар! Интересно, как нас прозовут? Ведь в свете все имеют свои прозвища, как тебе известно.

— Я слышала, что тебя называют Несравненной Из Всех Несравненных.

— Но это лишь одно из таких прозвищ… Ну как же мы с тобой повеселимся! Мы взорвем все общество нашей красотой и блеском, ты и я! И как смешно, что папа назначил меня твоей опекуншей! Я, конечно, не гожусь на эту роль — и это ты, надеюсь, станешь меня опекать.

— А ты уже знаешь о том, что случилось? — тихо спросила Орелия, глядя на сестру исподлобья.

— Да, я получила в Лондоне письмо от адвокатов… Оно пришло на адрес крестной. Я очень страдала в душе, я ведь любила отца, несмотря на все наши размолвки… Но я не могла сидеть здесь рядом с ним, я, наверное, уродилась в свою мать, мне папа и сам так не раз говорил, когда между нами возникало какое-то понимание… Но я примирилась с тем, что он умер… И мне очень, очень жаль, что все так случилось. Что меня не было рядом с ним…

— А я писала тебе в Рим.

— Но тогда я уже оттуда уехала, и приятельница привезла мне твое письмо в Париж. Но в том письме ты только извещала о смерти папы. А на прошлой неделе я вернулась и получила копию завещания.

— Боюсь, Кэролайн, что ты унаследуешь очень мало денег, — словно извиняясь, ответила Орелия, — и когда ты говоришь о нашей поездке в Лондон, я не могу не спросить: по средствам ли нам такая поездка?

Кэролайн откинулась на спинку кресла и рассмеялась. И такой она была сейчас хорошенькой, что Орелия невольно подумала: «Наверное, такие же веселые птички живут в раю, и невозможно объяснить этому блистательному, роскошному созданию, как бедственно наше материальное положение».

— Я не успела сообщить тебе новость, — отвечала Кэролайн. — Ну, Орелия, замри и приготовься, потому что новость сногсшибательная… Скоро я выйду замуж!

— Замуж? За кого же?

— Никогда и ни за что не догадаешься, даже за тысячу лет! Все так чудесно, так замечательно, так невероятно и восхитительно! Орелия, мне сделал предложение маркиз Райд!

— Маркиз Райд? — ровным голосом без всякого энтузиазма переспросила Орелия. — Но я никогда не слышала о таком, кто это?