Шерри Томас - Каждый твой взгляд Страница 7

Она открывает рот, и я кладу малину на язык. Смотрю, как она жует, а потом глотает. На нижней губе остается крошечная капля алого сока. Я ее слизываю, ощущая терпкую сладость.

— Хочешь еще?

— Откуда такая нежность? — насмешливо спрашивает она. — Я ведь уже раздета, спутана и ослеплена. Так действуй же! Делай все, что пожелаешь.

О, как бы хотелось напасть на нее подобно стае голодных волков! Тело горит, мужское естество разрывается от похоти, мускулы едва сдерживают порывы.

— Нет, — отвечаю я. — Лучше поиграем еще немного».

Нижнюю половину страницы занимал рисунок: обнаженная женщина, вид сбоку. Лицо скрыто одним из толстых столбиков кровати, в то время как фигура предстает во всей красе: упругая грудь, бесконечно длинные ноги. Однако внимание привлекали выразительные ступни: одна напряженно прогнулась, а пальцы второй вжались в простыню, словно в неосознанном возбуждении.

Спустя мгновение Хелена ощутила, что ее собственные пальцы точно так же вжались в подошвы туфель. Сердито схватила рукопись, сунула обратно в ящик и несколько раз торопливо повернула в замке ключ.

Надо сжечь эту гадость. Или дочитать до конца и отправить холодное вежливое письмо с отказом. Однако бросить пачку листов в камин не хватало решимости, а прочитать больше двух абзацев подряд недоставало храбрости.

Наверное, в этом и заключалась истинная причина ее гнева: Гастингс прорвался сквозь невидимую, но неодолимую прежде преграду и силой заставил заметить себя… как мужчину.

А она этого не хотела. Лучше бы он вернулся туда, откуда явился — на задворки ее памяти, — и оставался там до конца своих дней, чтобы больше ни разу не вызывать учащенное сердцебиение и неровное, судорожное дыхание.

Сосредоточиться на работе удалось не скоро.

Гастингс не сразу пошел домой, а сначала заглянул в клуб. Светский сезон подходил к концу, и народу в гостиной оказалось совсем мало. Общество готовилось к привычной миграции на побережье или в деревню. В августе Фиц с женой устроят традиционную охоту, и тогда, возможно, удастся встретиться с Хеленой. А потом, вплоть до самого Рождества, протянется унылая полоса, когда не будет даже двери, на которую можно тайком посмотреть ночью.

— Милорд, вам телеграмма, — доложил лакей. — Ваши слуги переслали депешу сюда, чтобы вы быстрее получили ее.

Милли, жена Фица, сообщала, что они уезжают на короткие каникулы в Озерный край. Новость обрадовала: граф и графиня Фицхью так долго шли к взаимопониманию, что в полной мере заслужили свое счастье.

Задумавшись, Дэвид едва не пропустил постскриптум внизу страницы:

«Теперь, дорогой Гастингс, я понимаю, что надо было давным-давно открыть свои чувства. Позвольте посоветовать вам сделать то же самое».

Да, разумеется, так и следовало поступить. Более рациональный, не столь болезненно гордый человек, по достоинству оценив возможную награду, смирился бы с унижением и решился на открытое ухаживание. Но Гастингс был устроен иначе. Во всем остальном он проявлял здравый рассудок, но едва дело касалось Хелены, опускал руки: ему казалось, что с таким же успехом можно построить в центре Сахары храм во имя бога дождя.

А потому он лишь неустанно молился, чтобы в один прекрасный день любимая проснулась, взглянула на него другими глазами и увидела таким, каким он мечтал перед ней предстать.

— Что-то случилось, Гастингс?

Дэвид поднял голову. Рядом стоял Бернард Монтит — худощавый, преждевременно поседевший, но все еще весьма представительный джентльмен. Уже много лет они регулярно встречались в клубах, но сблизились только в последние полгода: Монтит был женат на свояченице Эндрю Мартина.

Гастингс вопросительно поднял брови.

— Это вы мне, сэр?

— Мне показалось, вы чем-то опечалены.

— Опечален? Признаюсь, что размышлял сейчас об удовольствиях грядущего вечера. Как говорится, куй железо, пока горячо и не уехало в деревне до следующего сезона.

Монтит вздохнул.

— Искренне вам завидую. Поистине надо ковать без устали. А главное, ни в коем случае нельзя необдуманно жениться раньше времени, как это сделали многие из нас.

— Обещаю не рассказывать о нашей беседе миссис Монтит, — беззаботно пообещал Гастингс. — Кстати, как поживает ваша достойная супруга?

— Эта женщина вечно что-то замышляет, — недовольно проворчал Монтит.

— Надеюсь, не строит козни против вас?

— К счастью, ее интриги не касаются моей персоны. По крайней мере пока. Но она неустанно плетет какие-то сети.

Бернард не преувеличивал. Миссис Монтит представляла собой не столько безудержную сплетницу, сколько убежденную защитницу добродетели и праведного образа жизни. Она неутомимо шпионила за слугами, в гостях, словно невзначай открывала двери дальних комнат — правда, в последнее время ее редко куда-нибудь приглашали — и вообще делала все, что могла, во имя борьбы с падением нравов.

— И за кем же миссис Монтит охотится на этой неделе?

— Понятия не имею, — пожал плечами Монтит. — Заметил только, что она стала проводить подозрительно много времени со своей сестрой.

Дэвид ощутил неприятный холодок.

— Уж не мистера ли Мартина она намеревается наставить на путь истины?

Монтит покачал головой.

— Парень сидит в кабинете в обнимку с книгами и печатной машинкой и носа за порог не высовывает. Не представляет ни малейшего интереса.

Да, знал бы он правду…

— Нет, — уверенно продолжал Монтит. — Мартин никогда не преступит границ дозволенного. Слабо.

И все же однажды Мартин это сделал. Не исключено, что сделает снова, даже несмотря на данное Фицу слово.

— Что ж, — заключил Гастингс. — Держите меня в курсе начинаний своей благоверной. Не знаю ничего увлекательнее доброго старомодного скандала.

Глава 2

Работа превратилась для Хелены в единственное прибежище, так как позволяла надолго забыть о том, что она оказалась пленницей в тюрьме собственной жизни. Самым чистым источником утешения стала серия детских рассказов под общим названием «Сказки старого пруда», права на издание которой она приобрела в начале года.

В очаровательных историях живо описывались похождения двух утят и их многочисленных приятелей, а действие разворачивалось вокруг безмятежного с виду, заросшего ряской пруда. Обманчивое спокойствие не мешало юным пылким созданиям переживать нескончаемые приключения: весеннее нашествие лисьего боевого отряда, летнее появление крокодила, решившего укрыться от египетской жары не где-нибудь, а в дождливой Англии, шалости глупых зайчат: празднуя осеннее равноденствие, те начали жарить морковку и едва не устроили в лесу пожар.