Анна Кэмпбелл - Завоевание куртизанки Страница 7

Вскоре после ее приезда Кайлмор, с нескрываемым любопытством желавший посмотреть на это создание, поставившее на уши всех мужчин светского общества, встретился с нею в городском доме Морса. Кайлмор оказался совершенно не готов к тому впечатлению, которое она произвела на него, хотя всеобщий экстаз мог бы предупредить его.

Конечно, Лондон и раньше видел красивых женщин.

Но Сорайя… это было нечто большее.

В гостиной сэра Элдреда один лишь взгляд на нее пробудил в Кайлморе то самое желание покорять и обладать, которое вознесло его обнищавших предков, лэрдов Северного нагорья, до положения герцогов королевства.

Но отсутствие интереса к нему со стороны красавицы с ледяным взглядом было оскорбительно явным. Ничто из того, что он говорил или делал, никакие материальные блага, которыми он тряс перед ее точеным носиком, не могли разлучить ее с пожилым любовником.

Казалось, в тот лондонский сезон каждый мужчина из высшего общества делал попытки увести ее. До тех пор, пока не стало окончательно ясно, что, как ни удивительно, Сорайю вполне устраивало ее положение.

Вот в это время к ней и пришла по-настоящему дурная слава:

Три молодых человека, лучшие представители своего поколения, подающие большие надежды, застрелились от любви к ней. Происходили дуэли, некоторые со смертельным исходом, совершенно бессмысленные, потому что выжившие прекрасно понимали, что их победы нисколько не приближают достижения того, чего они страстно желали.

За несколько месяцев пребывания в Лондоне любовница сэра Элдреда Морса стала самой ненавидимой, самой боготворимой и самой скандальной женщиной в Англии.

Кайлмор наблюдал за происходящим со все возрастающим чувством неудовлетворенности. Вся его власть, все его богатство, все, чем он мог бы привлечь ее, не могли разрушить эту проклятую, необъяснимую преданность толстому баронету.

Кайлмор тайно послал во Францию своих людей разузнать о ней все, что смогут. Но и в Париже она была так же знаменита, так же преданна и непостижима, как и в Лондоне.

Конечно, ходили слухи, но они все, как ни досадно, не находили подтверждения. Некоторые говорили, что сэр Элдред спас ее из турецкого гарема, или из гарема в Египте, или в Сирии, или в Персии. Слишком героический поступок для довольно тучного баронета, хотя экзотическое имя девушки указывало на восточное происхождение.

Если только ее действительно звали Сорайя, в чем Кайлмор всегда сомневался.

Были люди, предполагавшие, что она была прачкой, которую Море подобрал в закоулках около рынка. Или что она была раньше малолетней проституткой, которой представился счастливый случай встретить богатого английского милорда.

Кайлмор всегда со скептицизмом относился к этим историям, которые слышал не один год. Его собственная догадка заключалась в том, что если она настоящая француженка, то происходит из респектабельной семьи, пострадавшей во времена революции или Бонапарта. Он мог бы держать пари, что временами заметно ее хорошее воспитание. В свободном владении собой она превосходила любую из его знакомых благородных дам.

А может, она была англичанкой. Она говорила на этом языке не хуже, чем он.

– Осторожнее, ваша светлость!

Окрик вернул Кайлмора к действительности. Широкоплечий крестьянин схватился за поводья его лошади, явно пытаясь не попасть под копыта.

Знаменитый гневный взгляд Кинмерри испугал крестьянина, хотя он был виноват лишь в том, что случайно очутился на пути его светлости.

Кайлмор ворвался в дом, и в ту же минуту на верхней площадке лестницы появилась его мать. После вчерашней ссоры он намеренно избегал ее. Интересно, сколько же времени она топталась наверху, ожидая его возвращения. Он надеялся, что несколько часов.

– Джастин, я должна поговорить с тобой.

Он стянул печатки и отдал их лакею.

– Не сейчас, мадам.

Она решительно, но грациозно спустилась на несколько ступенек.

– Что ты собираешься делать? Что означал этот странный разговор о помолвке?

– Я сообщу вам, как будут развиваться события.

Герцогиня настолько забыла о своем величии, что торопливо поспешила следом за сыном.

– Этого недостаточно! Неужели ты действительно думаешь, что я уеду из Лондона!

Подойдя к двери, Кайлмор повернулся.

– Я уже сказал, мадам. И, как глава нашей семьи, я рассчитываю, что мне будут повиноваться. Вы со своей подопечной уберетесь из этого дома к концу недели.

– Джастин, это жестоко. Это…

Он не знал, что она прочла на его лице, но оно, должно быть, было достаточно грозным, чтобы убедить мать, что сейчас самое разумное – уйти.

– Как пожелаешь, – кротко сказала герцогиня, смирения в ее голосе Кайлмор никогда раньше не слышал.

– Да, как я пожелаю, – со злостью сказал он, зная, что на самом деле не получается ничего.

Не оглянувшись, он вошел в библиотеку. Сорайя не подозревала, какой гнев пробудила в душе любовника своим побегом. Но она узнает. И пожалеет об этом.

Кайлмор налил бренди и залпом опустошил бокал. Обычно он ограничивал себя в выпивке. Пример несчастного отца всегда удерживал его от пьянства. Но сейчас Кайлмор снова наполнил бокал и упал в кресло перед камином. Он договорился с приятелями о встрече в клубе, но теперь у него не было никакого желания вести себя как великосветский джентльмен.

Теплота напитка не могла растопить лед, сковавший его сердце. Оставила ли Сорайя герцога ради нового покровителя? Стало ли его унижение уже известно в обществе? Смеется ли сегодня свет над Кайлмором, чья любовница уже обирает другого богатого дурака?

Как будут злорадствовать его соперники. Как они будут заискивать перед счастливчиком, ставшим теперь покровителем Сорайи.

С проклятием Кайлмор швырнул пустой бокал в огонь.

Завела ли она другого любовника? Или милости предназначаются исключительно ее смуглому слуге? Эта мысль вызвала новый взрыв тошнотворного гнева. Когда Бен-Ахад стал неотделимой частью загадочности Сорайи?

Три года назад умер сэр Элдред, и мужская половина бомонда сходила с ума, пытаясь привлечь к себе ее внимание. В соревнование включились два герцога, итальянский принц и царский кузен, не говоря уже о куче народа, обладавшего более низкими титулами.

В течение полугода Сорайя обдумывала свой следующий шаг, а тем временем между особенно возбудимыми соискателями множились дуэли. Но, слава Богу, затем склонность к самоуничтожению в обществе молодых отпрысков сошла на нет.

Кайлмор был уверен и в себе, и в ней и стоял выше вульгарного проявления мужского соперничества, которое заставляло гудеть весь Лондон. Кайлмор всегда в самой глубине души знал, что она будет принадлежать ему. И она это тоже знала. Она демонстрировала свое полное равнодушие к нему, но какая-то связь, какая-то невидимая нить неумолимо тянула их друг к другу.