Кэрол Мортимер - Золотая маска Страница 7

Откровенная бедность нарядов натолкнула Доминика еще на одну догадку относительно того, почему Каро Мортон живет в Лондоне одна и вынуждена браться за любую работу, чтобы хоть как-то содержать себя. Хотя на ее тонких пальцах он не увидел ни одного кольца, он прекрасно помнил, сколько в Англии пылких молодых девиц, которые в годы войны с Наполеоном презрели все приличия и поспешно сочетались браком с военными, часто гораздо ниже себя по положению. Через несколько недель, а иногда и дней, после скоропалительных свадеб молодые мужья отправлялись в бой и погибали, оставив своих жен вдовами.

Зато теперь можно было не бояться, что завсегдатаи клуба «У Ника» узнают в этой блеклой дурнушке сладкоголосую сирену с волосами цвета черного дерева, чье пение без труда заворожило и околдовало их всех.

Доминику пришлось признать: Каро успела обворожить и его самого.

— Может быть, все-таки объясните, почему молодая женщина, лишенная защиты, устроилась на работу в одно из модных лондонских игорных заведений?

Ему показалось, что она ждала такого вопроса, потому что ее лицо осталось холодным.

— Возможно, из-за денег?

Доминик нахмурился:

— Если уж вам непременно надо работать, почему не поискать более благопристойное занятие? У вас достаточно хорошие манеры, чтобы стать горничной благородной дамы или продавщицей в магазине готового платья…

— Какой вы добрый! — сладко пропела Каро. — И все же позвольте вам напомнить: чтобы получить такое место, требуется рекомендация от прежней хозяйки… Рекомендаций у меня нет, — многозначительно добавила она.

— Может быть, потому, что вы никогда не служили ни горничной, ни продавщицей в магазине готового платья? — с нажимом спросил он.

— А может, я оказалась настолько несведущей в обоих занятиях, что мне было отказано в рекомендациях? — язвительно ответила Каро.

Услышав ее ответ, Доминик одобрительно улыбнулся:

— Значит, вот почему вы не нашли для себя иного выхода, кроме как выйти на сцену в игорном клубе, где вас каждую ночь пожирают глазами десятки повес и распутников?

Каро резко остановилась, потрясенная неожиданным оскорблением. Он задел ее не только словами, но и презрительной интонацией… Доминик остановился рядом, в мерцающем свете уличного фонаря. Светло-серые глаза не спеша оглядывали ее с головы до ног.

— Как выяснилось, для такого занятия мне рекомендаций не потребовалось, — с ледяным высокомерием ответила она.

Доминик понимал: ему нет никакого дела до нее. Если она хочет каждый вечер выставлять себя на всеобщее обозрение и терпеть непристойные замечания — пусть! Во время ее второго выступления он наслушался их в избытке. Завсегдатаи заключали пари на то, кто в конце концов станет ее любовником и покровителем. Ставки постоянно росли, отчего Доминику стало неприятно. И все же…

— Неужели вас так мало заботит собственная репутация?

Щеки у нее запылали.

— Благодарю вас! Маска, которую я ношу, позволяет моей репутации оставаться невредимой!

— Возможно. — Доминик стиснул зубы. — И все же странно, что вам в голову не пришли менее… двусмысленные способы заработка.

— Менее двусмысленные? — Она смерила его озадаченным взглядом.

Он пожал плечами:

— Вы молоды. Судя по замечаниям, которые сегодня вечером отпускали ваши многочисленные поклонники, всем им не терпится познакомиться с вами поближе… Вы не думали о том, чтобы обзавестись одним покровителем? Ведь один покровитель гораздо лучше, чем разнузданная толпа!

Каро вспыхнула от смущения:

— Покровитель, милорд?

— Мужчина, который обеспечит вас жильем и подходящими нарядами в обмен на удовольствие от… вашего общества, — пояснил Доминик после паузы.

Каро ахнула от возмущения. Щеки у нее запылали. Значит, граф серьезно предлагает ей завести в Лондоне любовника, а не выступать практически за еду в игорном клубе…

Любовника!

А ведь отец Каро так не хотел, чтобы его дочери появлялись в столичном обществе, что даже не позволял им приезжать на лондонские сезоны, но держал их в уединении в их гэмпширском поместье! Он так опекал трех дочерей, что до сегодняшнего дня Каро ни разу не бывала наедине с молодым человеком.

Впрочем, надменного Доминика Вона едва ли можно было назвать «молодым человеком», несмотря на возраст; молодости противоречил большой шрам на лице, во всех прочих отношениях очень красивом, и язвительная насмешка, которая мерцала в прищуренных светло-серых глазах. Все указывало на то, что ее собеседник не по возрасту циничен и опытен…

— Полагаю, милорд, в подобном случае упомянутого вами джентльмена интересовало бы не только мое общество. — Она подняла светлые брови.

Доминик пожалел, что затронул щекотливую тему. В самом деле, он понятия не имел, почему его вдруг так заинтересовала судьба именно этой молодой женщины. Может быть, рыцарская способность сопереживать еще не совсем отмерла в нем?

— Уж конечно, внимание одного мужчины куда предпочтительнее, чем сознание того, что каждый вечер несколько десятков мужчин жаждут раздеть вас, пусть даже и мысленно! — сухо ответил он.

Каро возмутилась:

— Сэр, вы нарочно меня смущаете!

Да, именно этого он и хотел. Он намеренно смущал ее, приводил в замешательство.

— Я лишь подчеркиваю, мадам, что, ставя себя в столь уязвимое положение, вы ведете себя очень глупо.

— Уверяю вас, сэр, я прекрасно могу сама о себе позаботиться! Мне не грозит абсолютно никакая опасность…

Доминик положил конец нелепым рассуждениям, без труда заключив девушку в объятия и искусно овладев ее губами.

Он решил наглядно продемонстрировать ей справедливость своих слов. Доказать, что положение ее в самом деле непрочно и весьма уязвимо. Показать, с какой легкостью мужчина — любой мужчина — способен воспользоваться ее хрупкостью. Она не в силах помешать какому-нибудь повесе сорвать у нее поцелуй. Или даже хуже!

Он крепко прижал ее стройное тело к себе и вначале нарочито медленно провел кончиком языка по ее пухлой нижней губе, затем раздвинул ее губы языком и стал страстно целовать ее, одновременно лаская руками ее спину и спускаясь все ниже, к ягодицам. Сжав ее ягодицы ладонями, он не прекращал своей атаки — нападал, дразнил, требовал от нее ответных действий.

Никакие события в прежней жизни Каро — ни двадцать лет, проведенные в затворничестве в Гэмпшире, ни последние две недели в Лондоне — не подготовили ее к неожиданному всплеску эмоций, побудившему ее вплотную прижаться к Доминику. Она боялась, что, если оторвется от него, немедленно упадет в обморок к его ногам.