Виктория Холт - Лев-триумфатор Страница 7

Как раз на другой день после той странной встречи на Мысе, так взволновавшей меня, она сказала:

— Завтра к нам ни обед пожалуют сэр Пенн Пенлайон и его сын. Они наши близкие соседи. Сэр Пени — очень влиятельный человек в здешних краях. Он владелец нескольких судов, и его отец тоже занимался морской торговлей.

Я пробормотала:

— Это судно, которое пришло на днях…

— Да, — сказала Хани, — это «Вздыбленный лев». Все их корабли носят имя «Львов». Есть «Боевой лев», «Старый лев», «Молодой лев». Где бы ты ни увидела «львиное» судно, можешь быть уверена, что оно принадлежит Пенлайонам.

— Я видела на Мысе человека, которого называли «капитан Лайон».

— Это капитан Пенлайон. Я с ним еще не знакома. Но, полагаю, он вернулся домой. Он был в плавании больше года.

— И они придут сюда!

— Эдуард считает, что мы должны выказать добрососедские чувства. Их имение в двух шагах отсюда. Ты можешь видеть дом из западной башни.

При первой же возможности я поднялась в западную башенку и увидела высоко на скале большой дом, обращенный к морю.

«Интересно, — подумала я, — что он скажет, когда узнает, что девушка, которую он оскорбил, — а я упорно считала его обращение со мной оскорбительным, — является гостьей Эннисов?» Я почти с нетерпением ждала этой встречи.

Стояла осень, но валериана и гвоздики еще вовсю цвели. Лето выдалось умеренно теплое, и я гадала, какой окажется зима в Труинде. В обратный путь до Лондона можно было двинуться только с наступлением весны. Сознание этого меня угнетало. Я стала беспокойной и раздражительной. Мне хотелось уехать домой. Мне хотелось быть с матушкой и вести с ней бесконечные разговоры о моих несчастьях и получать от нее сочувствие. Не думаю, что я действительно желала все забыть, скорее испытывала некое наслаждение, растравляя свои раны и постоянно напоминая себе о том, чего я лишилась.

Но из-за того, что этот человек явится к нам на обед, я перестала думать о Кэри, точно так же, как тогда, при встрече в гавани.

«Что мне надеть?» — задавала я себе вопрос. Хани привезла с собой много парадных платьев, потому что она внимательно относилась к своей красоте, между тем как я перед отъездом кое-как собрала свои вещи без всякого интереса и втайне пожалела теперь об этом. Я выбрала бархатное платье, мягкими складками спадавшее от самых плеч. Оно было не слишком-то модным, потому что с прошлого года при дворе стали носить корсажи на китовом усе и фижмы, которые я считала нелепыми и безобразными. К тому же я терпеть не могла туго шнуроваться, что быстро входило в моду. Вместо прежних длинных локонов модные дамы завивали теперь волосы мелкими кудряшками и пышно взбивали, украшая прическу перьями и драгоценными камнями.

Но здесь мы вращались не в придворных кругах, так что могли себе позволить отстать от моды. Сама Хани всегда одевалась так, как больше пристало ее внешности; насчет этого у нее было безошибочное чутье. Мне кажется, она совершала как бы некий тайный обряд поклонения своей красоте. Хани не признавала взбитые кудри и китовый ус.

Наши гости прибыли точно к шести часам. Хани и Эдуард ждали их появления в холле. Я стояла рядом и, едва услышав, как лошади вступили во внутренний двор, почувствовала, что мое сердце забилось быстрее.

Крупный краснолицый мужчина быстрыми шагами вошел в холл. Он был похож на другого — того, что вошел следом, — очень высокий, с массивными широкими плечами и глубоким низким голосом. Все в сэре Пенне Пенлайоне было большим. Я сосредоточила на нем внимание, потому что не собиралась проявлять ни малейшего интереса к его сыну.

— Добро пожаловать, — сказал Эдуард, который выглядел хрупким и бледным рядом с этими гигантами.

Голубые, искрящиеся глаза сэра Пенна метнули быстрый взгляд. Казалось, вид хозяина и хозяйки дома привела его в благодушное настроение.

— Ну и ну! — воскликнул он, схватил Хани за руку и, притянув к себе, смачно поцеловал ее в губы. — Если это не самая прелестная леди в Девоне, я готов съесть «Вздыбленного льва», да, так я и сделаю, целиком, вместе с ракушками и всем прочим! Хани очень мило покраснела и сказала:

— Сэр Пенн, вы должны познакомиться с моей сестрой.

Я присела. Голубые глаза остановились на мне.

— Еще одна красотка, а? — сказал он. — Еще одна красотка! Две красивейших леди Девона!

— Очень любезно с вашей стороны называть меня так, сэр, — сказала я. — Но я не потребую от вас проглотить ваш корабль, если окажется, что вы ошиблись.

Он засмеялся громким утробным смехом, хлопая себя руками по бедрам.

«У него манеры неотесанной деревенщины», — подумала я.

А вслед за ним подошел приветствовать Хани его сын, после чего наступила моя очередь встретиться с ним лицом к лицу.

Узнавание было мгновенным. Он взял мою руку и поцеловал.

— Мы старые друзья, — сказал он.

Я подумала с презрением: «Лет через тридцать ты станешь в точности таким, как отец». Лицо Хани выразило удивление.

— Я видела капитана Пенлайона, когда ходила на Мыс, — сказала я холодно, не глядя на него.

— Моя сестра в восторге от кораблей, — пояснила Хани.

— Вот как? — Сэр Пени посмотрел на меня с одобрением. — Значит, она умеет распознать хорошую вещь, когда видит ее. Юная леди, по моему мнению, на свете есть только одна вещь, которая может быть прекраснее корабля, и это хорошенькая женщина!

Он подтолкнул локтем сына:

— Вот, Джейк тоже согласен со мной.

— Мы хотим услышать все о ваших путешествиях, — вежливо сказала Хани. Пройдемте в пуншевую комнату. Обед скоро подадут.

Она пошла впереди, указывая путь наверх по трем маршам каменной лестницы мимо столовой в пуншевую, и там мы уселись, а слуги Эдуарда обнесли нас мальвазией. Хани очень гордилась своими изящными венецианскими кубками, очень модными, которые она привезла с собой. Я полагала, что Пенлайоны никогда не видели ничего подобного.

Мы сидели довольно чопорно на своих креслах, спинки и сиденья которых были обиты гобеленами, вытканными двоюродной бабкой Эдуарда. Я боялась, что кресло вот-вот обломится под сэром Пенном, который сидел в нем, развалясь, нисколько не заботясь о его хрупкости, и Хани бросила мне взгляд, как бы говоря: нам придется привыкать к этим деревенским манерам.

Сэр Пени говорил, что чудесно иметь таких знатных соседей, которые любезно угощают своих гостей вином из роскошных венецианских кубков. При этом в его глазах так и прыгали огоньки, как будто он насмехался над нами и даже вроде презирал нас, — конечно, за исключением Хани, а может быть, и меня. Оба они и отец и сын — имели что-то наглое во взгляде. Они рассматривали нас, как бы оценивая наши личные достоинства, в манере, которая не могла не смущать.