Вирджиния Браун - Мой властелин Страница 7

Двенадцать лет. Двенадцать лет скачек и постоянного напряжения. Передышку он мог сделать только в одном месте — в лагере отца, где его наконец-то приняли. Нелегко было забыть, что в нем течет половина белой крови и всю свою прошлую жизнь, но ему это удалось. Лишь немногие в лагере сомневались в том, что он сын Белого Орла, а те, что не верили, устроили ему испытание, и он с честью выдержал его.

И даже здесь, в лагере, затерянном в холодных горах Нью-Мексико, Ястреб часто спрашивал себя, зачем он здесь? В мире бледнолицых, он пользовался дурной славой, постоянно подвергался опасности и все же тосковал по своему прошлому.

Но с того момента, как появилась эта женщина, жизнь поставила его перед выбором.

Ястреб прошел вверх по течению, разделся и поплыл в ледяной воде.

— Если ты хочешь, мой tua, возьми ее.

Белый Орел взглянул на сына. Его темные глаза искрились весельем.

— Мужчина не должен отказывать себе в удовольствии, особенно если речь идет о пленнице.

— Если бы она…

Ястреб замолчал и отвернулся.

— Если бы она не была бледнолицей? — Отец тихонько рассмеялся. — У тебя странные запросы, Tosa Nakaai.

Ястреб вздрогнул. Отец назвал его по имени. Ни один команчи не позволил бы себе назвать его по имени — значит, Белый Орел пытается подчеркнуть различия, существующие в их культурах.

— Ты предпочел бы, чтобы она была wia?

Ястреб поджал губы. С женщинами, в чьих жилах текла кровь мексиканцев и команчей, можно было делать все, только не брать их в жены. Отец хорошо знал, что сын предпочел бы бледнолицую.

— Кее! — фыркнул Ястреб.

Белый Орел пожал плечами.

— Тогда возьми ее. Или твое прошлое тебе не позволяет? Будь она wia, ты бы не раздумывал.

Он взглянул на вершины горных хребтов, вырисовывавшихся на фоне темнеющего неба.

— Она еще не знала мужчины.

— Аййй!

Это восклицание было красноречивее всяких слов. Ястреб едва сдержал улыбку. Белый Орел не очень любил разговаривать, тем более давать советы. После долгого молчания он произнес:

— Эта женщина — всего лишь пленница.

Ястреб замер.

Да, она пленница. И обращаться с ней надо соответствующим образом. Ястреб промолчал и почувствовал неодобрение отца. Сосны качались на ветру с поистине королевским достоинством, присущим только старым деревьям. Ястреб закрыл глаза, прислушиваясь к их шуму.

— Давным-давно, — промолвил отец, — я украл у бледнолицего жену. И очень пожалел об этом. Тогда погибло много народу.

Ястреб открыл глаза. Он понял, что имеет в виду отец. Если Ястреб будет просто держать ее у себя, у него появятся причины для беспокойства. В лагере она нравилась многим мужчинам, несмотря на бледную кожу и ярко-рыжие волосы. Он знал, что о нем будут говорить, если он не сделает эту женщину своей. Проклятие! С каждым днем он хотел Дебору все сильнее. Ситуация усложнялась, планы рушились. Однако он не выказал отцу своего раздражения, зная, что разочарует его. Тем более, что речь шла о пленнице.

Он смотрел на свой типи. Сейчас к Деборе зашла Подсолнух. Надо прекратить эту дружбу, пока все не зашло слишком далеко. Из этого не выйдет ничего хорошего, но Ястребу не хотелось лишать сестренку удовольствия. Подсолнух, единственная могла облегчить пребывание Деборы в лагере.

Но это было несправедливо. Он должен положить этому конец. Ястреб поднялся на ноги и направился к типи, в котором ждала Дебора.

Глава 5

Послеполуденный свет струился через треугольное отверстие на утоптанный земляной пол. Дебора смотрела на пылинки, летавшие в солнечных лучах. Она расправила одеяла и шкуры, сняла с жердей одежду, осмотрела корзины, выстроившиеся вдоль стен, и подвязала волосы. Время текло мучительно медленно.

Подсолнух ушла — ей не разрешали праздно проводить время, и Дебора поняла, что рано или поздно их дружбе придет конец.

Она то и дело, мысленно возвращалась к надменному команчи. Он не вернулся после того памятного вечера. Она была благодарна за то, что мужчина оставил ее в покое, но очень хотела знать, куда он исчез. Есть все-таки в ней что-то порочное, с отвращением подумала Дебора, и в ее нынешнем положении это очень опасно.

Подсолнух, смущаясь, принесла ей новую одежду.

Широкая хлопковая юбка и свободная блузка были приняты с благодарностью, и Дебора знаками выразила девушке свою признательность.

Для Деборы было непривычно носить только юбку и блузку. Ничто не сковывало ее движений, и она с легким чувством вины наслаждалась свободой. И полным отдыхом. Большую часть времени она проводила в праздности.

Привыкшая к постоянным занятиям — шитью, штопанью, надзору над выполнением работы по дому, — Дебора поначалу обрадовалась неожиданной передышке. Но постепенно безделье стало ее тяготить. У нее появилось слишком много времени на размышления, и страх перед неизбежным усилился.

Он придет, станет снова домогаться ее, и она вынуждена будет уступить. То, что произошло, навсегда останется в памяти. Он больше не приближался к ней, решив остаться в другом типи. Эти дома назывались типи. У этих жилищ было и другое название, что-то вроде kahni, но ей было слишком трудно вспомнить это слово, как и несколько других названий, которые она не поняла. Если бы она понимала язык команчей, это было бы счастьем, но большинство слов пока оставалось для нее непонятным.

Какого-то человека Подсолнух называла Tosa Nakaai и пыталась знаками объяснить Деборе, что это значит. Дебора догадалась, что это как-то связано с небом и птицей, у нее было несколько вариантов ответа, но ни один ее не удовлетворял.

В тот вечер надменный голубоглазый команчи овладел не только ее телом, но и ее мыслями и постоянно вторгался в них, отвлекая ее, от главной проблемы — Дебора надеялась, что им с Джудит удастся сбежать.

Она видела Джудит всего раз, издалека, но не заметила, чтобы с кузиной плохо обращались. Хоть бы поговорить с Джудит, узнать, как у нее дела.

Дебора снова взглянула в открытое отверстие и увидела то, что уже привыкла видеть. Кто-то проходил мимо. Дети визжали и смеялись, собаки лаяли и рычали, она слышала приглушенный смех женщин, занятых какой-то работой. Казалось, женщины команчи работают постоянно: скребут шкуры, готовят, собирают хворост, нянчат детей. У женщин наверняка есть и другие обязанности. Мужчины хвастались новым оружием, рассказывали байки, замышляли новые набеги. Разумеется, они охотились; об этом свидетельствовало большое количество мяса, сушившегося на деревянных решетках. Казалось, общество команчей хорошо организовано для его членов. Для пленников же это общество таило опасность. Рабы должны были прислуживать и выполнять тяжелую работу. Вид кузины, низко склонившейся под огромной вязанкой хвороста, с грязным лицом и спутанными волосами, причинял боль. Но это не значило, что с ней плохо обращаются, просто у каждого в лагере были свои обязанности.

Она должна понять, что значит Tosa Nakaai.

Дебора содрогнулась. Она и представить себе не могла, какие у нее будут обязанности. В тот вечер его глаза горели, когда он смотрел на нее. В долгие ночные часы она вспоминала его, вспоминала, как он зажег в ней ответный огонь.

Воспоминания были такими же беспокойными, как и реальность. Ее тело жаждало чего-то неизведанного. Уж не сошла ли она с ума за эти несколько дней. Закрывая ночью глаза, она вспоминала его таким, каким видела последний раз. Великолепное тело, мужественное и сильное, необычайной красоты глаза за густой завесой ресниц. Дневной свет все еще освещал долину, поросшую деревьями, когда тень закрыла открытый проем типи. Она замерла в тот момент, когда пыталась переплести потершуюся корзину из тростника, руки ее слегка задрожали.

Tosa Nakaai наклонился и вошел в типи. Когда он выпрямился, показалось, что помещение стало меньше.

Дебора не отрывала взгляда от корзины, боясь поднять голову и посмотреть на него. От него веяло теплом, свежим воздухом и дымом от костра.

— Kima, — сказал он. Она по-прежнему не смотрела на него. Он осторожно коснулся ее головы. — Nu kwuhupi.

Дебора вдохнула и, наконец, подняла на него взгляд.

— Kima, — повторил он и потянул ее за плечо.

Она поднялась, зная, что сопротивляться бесполезно и даже опасно.

— Полагаю, вы хотите, чтобы я пошла с вами, — спокойно произнесла она.

— Kima, — снова сказал он, откинув полог.

Испуганная, но полная решимости, Дебора вышла из типи на солнечный свет. Она заморгала от солнца и почувствовала его руку у себя на спине.

— Mia ranu, — хрипло произнес он. Видимо, это означало, что ей следует идти. Она быстро взглянула на него.

— Куда?

Она повернулась к нему вполоборота, но он схватил ее за плечо, повернул спиной и подтолкнул. От злости она утратила осторожность.

— Идиот, — проворчала она и пошла, морщась от боли: камни кололи ее босые ноги. — И как я должна понимать твой язык? Ты издаешь те же звуки, что и коты во время драки… ой!