Дафна дю Морье - Дом на берегу Страница 70

— Ну, мистер Янг, я не знаток. Четыре, может быть?

Слово «Пелин» никак не могло преобразоваться в «Триджест». Ни одно из названий в округе не напоминало Триджест. И тем не менее жилище Оливера Карминоу — усадьба или ферма — должно находиться где-то неподалёку, если до него можно было дойти пешком, ведь именно туда направлялся Магнус, следуя за Роджером.

— Инспектор, — сказал я, — даже сейчас, несмотря на все, что вы мне показали, я продолжаю думать, что профессор Лейн искал верховье ручья где-то в долине, чтобы перейти на другую сторону.

— С какой целью, мистер Янг? — И он испытующе взглянул на меня — не то чтобы с подозрением, просто ему хотелось понять, куда я клоню.

— Когда увлекаешься прошлым, — сказал я, — будь ты историк, или археолог, или даже топограф, то это как жар в крови: не находишь себе места, пока не откроешь разгадку тайны. Я думаю, профессор Лейн был одержим какой-то идеей, поэтому он и сошел с поезда в Паре, а не в Сент-Остелле. Из каких соображений он решил пересечь долину, невзирая на железнодорожные пути, мы, вероятно, никогда не узнаем.

— И стоял на насыпи, ждал, когда подойдет поезд, а потом вдруг почему-то сорвался с места и налетел на один из последних вагонов.

— Инспектор, я честно не знаю. Слух у него был хороший, зрение тоже, и он любил жизнь. Не мог он броситься под поезд сознательно!

— Надеюсь, вам удастся убедить коронера. Во всяком случае, меня вы уже почти убедили.

— Почти? — переспросил я.

— Я ведь полицейский, мистер Янг, — я чувствую, что в этом деле не хватает какого-то звена. Но, согласен, скорее всего, мы так и не узнаем — какого.

Мы вернулись назад через поле к воротам в изгороди на вершине холма, за которыми нас ждала машина. По дороге я спросил, не знает ли он, как скоро коронер приступит к работе.

— Не могу вам сказать точно, поскольку это зависит от многих обстоятельств. Коронер, конечно, приложит все усилия, чтобы разобраться с этим делом поскорее, но все равно на это может уйти полторы-две недели. Необходимо ведь еще назначить присяжных — все-таки обстоятельства смерти профессора Лейна не совсем обычные. Кстати, главный патологоанатом сейчас в отпуске, и коронер попросил произвести вскрытие доктора Пауэлла, раз уж тот осматривал тело. Доктор Пауэлл согласился, и в течение дня мы должны получить его отчет.

Я подумал о том, сколько раз Магнус с холодной бесстрастностью сам препарировал животных, птиц, растения — я всегда восхищался его выдержкой. Однажды он позвал меня посмотреть, как он будет извлекать внутренние органы свежезарезанного поросенка. Я продержался ровно пять минут, затем меня стошнило. Что ж, раз вскрытия все равно нельзя было избежать, мне оставалось утешать себя тем, что препарировать Магнуса будет доктор Пауэлл, а не кто-то другой.

Мы прибыли в участок как раз в тот момент, когда оттуда выходил констебль. Он что-то сказал инспектору, и тот повернулся ко мне:

— Мы закончили осмотр одежды и вещей профессора Лейна, — сказал он. — Можем передать вам на хранение, если вы согласны нести за это ответственность.

— Разумеется, — сказал я. — Навряд ли кто-то заявит на них права. Не знаю, кто его адвокат, но надеюсь, он скоро даст о себе знать.

Через некоторое время констебль вернулся с пакетом, обернутым коричневой бумагой. Отдельно, сверху, лежал бумажник и небольшая книжица, которую Магнус, должно быть, купил, чтобы скоротать время в поезде, — «Несколько эпизодов из жизни ирландского судьи» Сомервилла и Росса. Что-что, а уж это чтение никак не могло вывести его из душевного равновесия и тем более подтолкнуть к самоубийству.[15]

— Надеюсь, — сказал я инспектору, — вы сообщите коронеру название книги?

Он совершенно серьезно заверил меня, что это уже сделано. Я знал, что никогда не вскрою пакет, но мне было приятно оставить себе на память бумажник и трость.

Я отправился назад в Килмарт усталый, подавленный, оттого что не удалось узнать ничего существенного. На вершине Полмиарского холма, перед поворотом на боковую дорогу я притормозил, чтобы пропустить шедшую сзади машину. Я узнал водителя: это был доктор Пауэлл. Он съехал на обочину и остановился. Я сделал то же самое. Тогда он вылез из машины и подошел ко мне — стекло с моей стороны было опущено.

— Здравствуйте, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Вот ездил с инспектором к Триверранскому туннелю.

— А, понятно… Он сказал вам, что я произвел вскрытие?

— Да.

— Мой отчет уже у коронера, — продолжал он. — Вас, конечно, скоро известят. Однако в порядке неофициальной информации могу вам сообщить, что профессор Лейн скончался от удара в голову, который повлек за собой обширное кровоизлияние в мозг. На теле синяки и ссадины, полученные им во время падения. Можно смело утверждать, что профессор со всего маху ударился о борт движущегося товарного состава.

— Благодарю вас, — сказал я. — Спасибо, что рассказали мне все это лично.

— Помилуйте, вы были его другом, и вас это касается самым непосредственным образом. Да, я забыл сказать… Мне пришлось послать на анализ содержимое желудка. Простая формальность, коронер и присяжные должны иметь подтверждение, что профессор не находился в тот момент под воздействием алкоголя или какого-нибудь наркотика.

— Да, — сказал я, — да, конечно.

— Ну вот, это все, — сказал он. — До встречи в суде.

Он пошел к своей машине, а я свернул с шоссе и медленно поехал в Килмарт. Магнус пил умеренно, особенно днем. В поезде он мог выпить порцию джина с тоником, ближе к вечеру — чашку чая… Вероятно, именно это анализ и покажет. Что может быть другого?

Виту и мальчиков я застал уже за обеденным столом. Все утро не смолкал телефон, в частности позвонил адвокат Магнуса, некий Денч; был звонок из Ирландии от Билла и Дианы, которые услышали сообщение по радио.

— Этому конца-краю не будет, — сказала Вита. — Инспектор не говорил тебе, когда дознание?

— Не раньше чем через полторы-две недели.

— Весь отпуск насмарку, — вздохнула она.

Мальчики ушли на кухню за следующим блюдом, а Вита повернулась ко мне и обеспокоенно прошептала:

— Я не хотела говорить при них, но Билл просто в ужасе от этой новости, не только потому, что все это само по себе трагично — он опасается, как бы за этим не крылось чего-то еще более ужасного. Он не стал вдаваться в подробности, сказал, что ты и так поймешь.

Я положил нож и вилку на стол:

— Что он тебе еще сказал?

— Он говорил так уклончиво, загадками… Скажи, это правда, что ты ему рассказывал о какой-то банде, которая орудует в окрестностях? Он очень надеется, что ты сообщил в полицию.