Ширл Хенке - Упрямица Страница 71

– Надеюсь, его молитвами она обретет разум и способность хоть перед смертью рассуждать здраво. И погасит свою ненависть к покойному супругу и к пока еще живому сыну.

Ник в своих рассуждениях был безжалостен. Мерседес хотелось бы согласиться с ним, отбросить все тревожные подозрения, полностью овладевшие ею, но никому не высказанные.

Последующие две недели прошли в обычных хозяйственных заботах. Поутру Ник уезжал верхом на пастбища, а Мерседес отправлялась в поля проследить за уборкой урожая, а потом занималась сушкой и консервированием фруктов и овощей и помолкой зерна, которого собрали необычно много для Гран-Сангре благодаря оросительным каналам. Лошади и рогатый скот отъелись досыта в укрытых от жары прохладных каньонах, где пролившиеся за лето дожди вновь заставили зазеленеть свежую траву.

По вечерам Мерседес выезжала встретить супруга. Иногда она брала с собой Розалию. А если привал пастухов располагался поблизости, то она навещала их и в полдень, прихватив что-нибудь вкусное, приготовленное Ангелиной.

Все обитатели Гран-Сангре могли наблюдать семейную идиллию супругов Альварадо и удивляться тому, как переменился к лучшему их хозяин. Донья Мерседес и дон Лусеро явно обожали друг друга. И то, что Господь ниспослал любовь молодой супружеской паре, не могло не радовать всех.

Однажды утром, за неделю до назначенной даты праздника в гасиенде Варгаса, одинокий всадник спешился на краю хлопкового поля, протянувшегося вдоль берега реки. Грегорио Санчес так долго ожидал появления Порфирио Эскандидо. Молодому вакеро было невтерпеж встретиться с посланцем хуаристов.

– Ты задержался. Мы уже боялись, что французские патрули перехватили тебя по дороге.

– Кто обратит на меня внимание в такой одежде? – рассмеялся Эскандидо. Он был облачен в залатанную и потрепанную коричневую рясу монаха нищенствующего ордена и путешествовал на исхудавшем низкорослом муле. Все сторонились такого попрошайки.

– Хорошая маскировка, – согласился Грегорио. – Что же передал нам президент?

– У меня есть распоряжения для Фортунато насчет праздника у Варгаса. Устрой мне встречу с хозяином до наступления темноты.

– А почему бы тебе не направиться в дом и не попросить милостыню? Тебя отлично накормят и уложат спать в мягкую постель.

Эскандидо отрицательно покачал головой:

– Такой номер не пройдет в доме, где проживает священик-доминиканец. Этот маскарад может одурачить солдат и пеонов, но не эту хитрую бестию. Он просветит меня насквозь.

– Тогда тебе лучше остаться здесь. Я принесу тебе ужин сюда, в рощу.

Николас ждал известий от хуаристов с таким же нетерпением и тревогой. Как ему вести себя на пышном празднике местной знати? Для него было облегчением узнать, что посланец президента наконец-то объявился.

Ускользнуть от спящей Мерседес было не так уж трудно. Она сильно уставала в эти напряженные дни и мгновенно засыпала крепким сном. Сам он, наоборот, мучился в эту ночь от бессонницы.

Осторожно укрыв жену, чтобы ее не потревожил предутренний холод, Николас покинул спальню. Дыхание Мерседес было ровным, она мирно спала. Дай Бог, чтобы далее ее сон был таким же безмятежным.

Достав из ящика стола в кабинете свой «ремингтон», он направился к месту свидания. Порфирио, естественно, бодрствовал. Фортунато с иронической усмешкой дал высокую оценку его великолепному маскарадному одеянию.

– Правда, на мой взгляд, ты перегнул палку. Ты слишком худ и изможден для странствующего монаха. А в глазах твоих чересчур ярко пылает революционный огонь.

Ник вел разговор на английском.

– А в ваших глазах совсем нет огня, сеньор Форчун, – холодно ответил агент Хуареса и с недоверием посмотрел на оружие, которое захватил с собой его партнер по переговорам.

– Я не хуарист. Будь благодарен хотя бы за то, что я не сторонник императора.

Ник выглядел сейчас настоящим креолом – гордым, заносчивым до глупости, – именно тем, кто довел Мексику до ее жалкого нынешнего состояния. Эскандидо с интересом изучал его лицо. У него самого глаза были маленькие, брови тонкие, словно проведенные росчерком чернильного пера, но взгляд был пронизывающим.

– Ради чего ты сражался за этих французских ублюдков до того, как стал одним из нас?

Николас ответил искренне:

– Мне платили золотом, а не дымом сигар, которые курят ваши политики, ведя бесконечные споры.

– У нас есть республика и есть конституция. Ты американец и должен знать, что значит для государства конституция.

– Я был американцем. Теперь я узнал, что конституция – ничто. Сколько людей погибло в гражданской войне, и все ради конституции. И обе стороны были правы. Есть одна сила, правящая миром, – деньги и право на собственность.

– Есть и другие ценности в жизни, кроме желания ухватить кусок земли и кошель с деньгами. Тебе это даже лучше известно, чем мне, Форчун, – произнес Эскандидо с усмешкой. – Я вижу, что ты доволен тем, что одним прыжком махнул через преграду и сразу попал в правящий класс.

– Я думаю, что мы встретились не для того, чтобы говорить обо мне, – прервал его Ник.

– Да, конечно. Вскоре наш президент перенесет свою резиденцию из Эль-Пасо обратно в Чиуауа. А гасиенда Варгаса расположена всего лишь в одном дне пути от этого города.

– Ты считаешь, что дон Энкарнасион с друзьями предпримет попытку покушения?

– Лучшей возможности им не представится. Он должен торопиться, чтобы остановить продвижение наших армий. Матаморос уже наш, а также и Тампико – два самых крупных порта на восточном побережье. Наши войска проникли уже в глубь страны и вот-вот займут Монтеррей и Сальтильо. На западе скоро падут Масатлан и Гуаймас. Сеть затягивается вокруг императора. Его жена уже отплыла в Европу просить Наполеона о дополнительной помощи, а генералу Базену приказано вернуться во Францию до конца года.

Новости, сообщенные Эскандидо, не могли не возбудить интерес Ника.

– Значит, Шарлотта уже смылась, а мадам Базен укладывает вещички?

«Похоже, что дела у императора совсем плохи… зато твои идут в гору, дружище! Ты поставил на верную лошадку…» – мысленно похвалил себя Николас.

Эскандидо сделал вид, что не заметил издевательской иронии Фортунато.

– Без Хуареса мы потеряем все, что успели приобрести, – серьезно произнес он.

– Ты прав. Только он скрепляет ваше республиканское «единство» и держит знамя. Он и символ, и икона, и идол – все, что угодно. Никаким генералам-патриотам не заменить его, но уверен ли ты, что дон Варгас настолько боится этого индейца, что готов рискнуть и репутацией, и самой жизнью, чтобы убрать его?