Софи Джордан - Ночь перед свадьбой Страница 73

Схватив ее волосы, он заставил ее смотреть ему в лицо.

– Ты моя жена.

Она закусила губу, стараясь не стонать, и кивнула.

– Скажи это, – потребовал он, не прекращая все глубже входить в нее.

– Я твоя жена, – сквозь рыдания повторила она. Прижавшись губами к ее шее, он укусил напряженные жилы. Еще последний раз, и стон, вырвавшийся из его груди, эхом прозвучал в тишине леса. Долгое время он не мог пошевелиться и продолжал держать ее в своих объятиях, вдыхая ее опьяняющий запах. Мята и мед. Боже, как ему не хватало этого. Не хватало ее.

Их тела все еще оставались одним телом, он откинулся назад и посмотрел на Мередит, его ярость кипела еще сильнее, чем до того, как он овладел ею на дороге, как обыкновенной шлюхой. Должно быть, она заметила эту ярость, потому что ухватилась за его жилет и сжимала его, как будто боялась, что он оставит ее. Если этот отчаянный жест не вполне выражал ее чувства, то ее хриплое «Ник» ясно выразило их. Страсть на ее лице и мольбу в этом жесте нельзя было не понять. Он ответил, лишь качнув головой.

– Ты хочешь меня, – упрекнула она.

Как бы соглашаясь с ней, его член ожил внутри нее. Ник оторвался от Мередит и стал поправлять одежду, опасаясь, что тело выдаст его.

– Я приехал сюда с единственной целью. Объяснить Роулинсу, что ты для него недоступна. Тебе не следовало ехать за мной. Это, – он указал на место между их телами, – просто случайность. Я должен вернуться в Лондон.

Поднявшись, он невольно посмотрел на ее обнаженные ноги. Внутренняя сторона ее бедер покраснела там, где он натер ее чувствительную кожу. И он снова почувствовал, что хочет ее.

– Прикройся, – резко сказал он.

Она опустила юбки на ноги. Ее глаза, казавшиеся такими большими на ее лице, были устремлены на него.

– Это не случайность. Это должно было произойти. Так же, как и ты, и я должны…

– Даже не упоминай об этом. Это было только вожделение. Только страсть. Хороший секс. Но не более того. – Он указал на место, на котором она сидела. – Это ничего не значит. Животные занимаются этим и в грязи.

Ее лицо вспыхнуло.

– Мы не животные.

Он огляделся, ища отошедшего в сторону коня, готовый снова сбежать.

– Ник!

Вздохнув от досады, он повернулся и смотрел, как Мередит пытается встать.

– Чего ты от меня хочешь? – воскликнул он, разводя руками, как бы признавая свое поражение.

Она несколько раз открывала и закрывала рот, прежде чем решиться:

– Тебя. Я хочу тебя. Я люблю тебя.

На какое-то мгновение слабый огонек счастья вспыхнул в самой глубине его души, там, где все давно умерло, но он погасил его, не дав ему разгореться. Он долго смотрел на нее, а затем произнес единственные слова, какие только и мог произнести:

– Ты не можешь.

– Могу! – воскликнула она, и ее глаза засияли.

– Я не могу, – коротко возразил он.

– Ты заявляешь, что я принадлежу тебе… – Она замолчала, прикусив губу, не желая, чтобы он услышал мольбу в ее дрогнувшем голосе. – Так пусть и ты принадлежишь мне!

– Я не могу, – повторил он, не глядя на нее. – Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь.

У нее опустились плечи, но она сумела задеть его.

– Ты боишься. Вот уж чего я никогда не думала, что ты поддаешься страху.

Ник снова повернулся к ней спиной и пошел по обочине дороги к своему коню, отказываясь вступать с ней в спор.

Мередит, пошатываясь, пошла за ним и схватила его за руку.

– Наш брак необязательно должен быть похожим на брак твоих родителей, наша жизнь такой не будет!

Ник стряхнул ее руку и вскочил в седло. Зная, что Мередит смотрит на него, он не оглянулся, даже когда ему почудилось, что у нее вырвались приглушенные рыдания.

Уезжая, он говорил себе, что не имеет никакого значения то, что он оставил там свое сердце.

Ник часами бродил по городу, пока солнце не опускалось за крыши домов и на город не спускалась ночь. Он бродил бесцельно, не думая, куда идет. Ночные звуки наполняли воздух, звуки пьяного веселья и разгула, означавших, что день прошел. Когда он проходил мимо осыпавшихся стен Олд-гейта, он больше не мог обманывать себя. Он знал, куда он направляется. Его ноги прекрасно помнили дорогу к его старому дому.

Матросы, солдаты и проститутки рука об руку гуляли по Уайтчепелу. Грубые крепкие мужчины, праздно стоявшие в дверях, осматривали его дорогую одежду, оценивая его и явно пытаясь определить, не стоит ли попытаться. Он встречал их взгляды, не дрогнув, пока они не отводили глаза, поджидая, как он знал, более легкую добычу.

Он остановился перед «Красным петухом». Закинув назад голову, он смотрел на облупившуюся вывеску, болтавшуюся на одной петле! Как будто он открыл дверь в прошлое. Ему снова было восемь лет, он посмотрел влево, где виднелась темная аллея, манившая его. Дом, милый дом.

Почему он вернулся на это место теперь, спустя много лет? Опасаясь слишком углубляться в этот вопрос, он вошел в аллею, ноги медленно несли его вперед. С обеих сторон были стены, они были ниже, а проход между ними уже, чем подсказывала ему память. Но по-прежнему здесь было темно. Проход, ведущий прямо в ад. Аллея сделала поворот, и он очутился перед их бывшей комнатой, которую они снимали. Из щелей забитого досками окна пробивался свет. Он постучал, и странное чувство охватило его. Воспоминания нахлынули на него с такой ясностью, что ему захотелось открыть дверь и просто войти в дом. Он почти верил, что там он увидит мать, ожидающую его, как будто никогда и не было этих последних двадцати пяти лет.

Когда никто не ответил на его стук, Ник так и сделал. Он толкнул дверь, и она открылась внутрь. На него пахнуло нестерпимым запахом мочи. Зажав рукой нос, чтобы оградить себя от едкой вони, он оглядел комнату. Она была меньше и более жалкой, чем он помнил. Словно вызванная его воображением, там лежала женщина, свернувшись на боку, спиной к нему. При виде ее длинных темных волос он почувствовал, как сжалось у него горло. Этого не могло быть.

– Мама? – Его голос прозвучал как голос другого человека, донесшийся откуда-то издалека.

Женщина повернулась. На него смотрело чужое лицо. Конечно, это не была его мать. Его мать умерла. Но в его мыслях она навсегда была заключена в этой комнате. В смотревшей на него проститутке не было и капли ее красоты. Это была немолодая женщина. Ее изможденное лицо говорило о порочной жизни, давно приучившей ее к насилию и нищете.

Она протянула худую как у скелета руку.

– За хорошую монету я сделаю все, что хотите. – Она рассмеялась хриплым смехом, снова напомнив Нику, что эта женщина не была его матерью. Но такой могла бы стать его мать, если бы занималась этим ремеслом еще лет пятнадцать. Впервые Ник подумал о смерти как о благодеянии. Лучше, что она умерла так рано и не страдала ни днем больше.