Анн Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа Страница 75

Женщина исподтишка разглядывала собеседника. Его поседевшие усы не были знаменитыми «галльскими усами»[82]. Ровно подстриженные, они позволяли видеть губы мужчины. Это были усы «дегустатора вин».

Анжелика уже видела мэтра Ансельма в зале таверны, где он довольно неплохо справлялся с ролью гостеприимного хозяина, разносящего тяжелые оловянные кувшины, и где его всегда окружали многочисленные любопытные посетители, а он охотно рассказывал им о месте, которому близость Версаля и проводящиеся там строительные работы придали особую привлекательность. Однако Анжелика догадалась, что мэтр от природы не болтлив. Сейчас она размышляла, как бы добиться его расположения.

— Мэтр Ансельм, — попросила она, — не могли бы вы рассказать мне о королях, что удостаивали визитом ваше заведение? Говорят, в трактире, которым владели еще ваши предки, все они останавливались передохнуть и выпить вина.

На эту тему мэтр Ансельм всегда говорил с удовольствием.

Чаще других заведение его предков посещали Их Величества Генрих IV и Людовик XIII. Отец и его юный сын приезжали поохотиться в болотистых лесах Версаля.

Позднее, очарованный детскими воспоминаниями, король Людовик XIII приказал построить в Версале замок, где он неоднократно уединялся, обретая покой, необходимый для преодоления серьезных душевных проблем и решения государственных вопросов. Говорили, что новый повелитель Франции начал возводить вокруг замка Людовика XIII грандиозный дворец, где он мог бы давать восхитительные праздники. Этот дворец должен затмить все королевские резиденции Иль-де-Франса: Сен-Жермен, Фонтенбло…

— Это ошибка, — не сдержался мэтр Ансельм. — Здесь на каждом шагу строителей поджидают трудности — ведь перед нами край холмов. Но что поделать! Тут вопрос увлечения, страсти. Наши места околдовали Его Величество, как некогда они околдовали его отца.

Вот почему виноградарь испытывал больше симпатии к Генриху III. Этот король предпочитал выпить вина не на станции, которая уже в те времена напоминала трактир, а в замке Сен-Клу, построенном в предыдущем веке. Там его и убили 1 августа 1589 года.

Вечером, в день кровавой драмы, в трактир зашли три или четыре стражника. Они хотели пропустить по рюмочке, чтобы забыть о пережитом ужасе. На наконечниках их копий все еще алела кровь «злого монаха». Так назвал убийцу сам король, когда почувствовал, как лезвие кинжала Жака Клемана[83] вонзается ему в плоть.

«Ах! Злой монах! Ты убил меня!..»

Но, сетовали стражники, государь сам настоял, чтобы к нему привели этого святошу, доминиканца в белой рясе, у которого якобы имелось послание небес. Он будто бы намеревался вручить это послание от имени одного из своих друзей, схваченных Лигой[84]. А несчастный король был столь набожен, столь почтителен к представителям Церкви, что пользовался любой возможностью встретиться с монахами, побеседовать с ними, попросить молиться за то, чтобы он мог справедливо выполнять свои обязанности, заботиться о подданных.

«Бородачи» набросились на убийцу, но было уже поздно.

Генрих III был смертельно ранен.

В таверне видели, как к замку промчался галопом срочно вызванный Генрих Наваррский, который тогда еще не переменил веры и не получил короны. Он встал на колени у одра умирающего. И тот сказал ему: «Брат мой, я вручаю вам французское королевство».

В тот день, окутанный туманной пеленой, вдали переживал агонию лигистский Париж, взятый в тиски беспощадной осады. Говорили, что в городе ели кошек и собак, ослов, лошадей и даже человеческое мясо[85].

— А четвертый король? — поинтересовалась Анжелика, которой не очень хотелось слушать о трагедиях былых времен.

— То был первый король. Именно он дал свое имя небольшому местечку на берегу Сены.

Хлодомир[86], превратившийся в Клу, позже причисленный к лику блаженных и ставший Святым Клодом. Он был сыном одного из древних королей, а мать — или бабушка? — спасла его от убийц, воспитывая и скрывая среди монахов. В конечном итоге одеяние монаха и тонзура навсегда отвратили его от трона.

Анжелика решила, что наконец настал подходящий момент, чтобы обсудить дело, ради которого она сюда пришла. После беседы, в которой проявились пристрастия мэтра Ансельма, молодая женщина могла предположить, какие возражения ей выскажет виноградарь.

— Месье, я много раз пила у вас превосходное вино, которое не заслуживает того, чтобы его называли генгетом[87] — «кабацким вином». Мне бы хотелось угощать им посетителей моего кабаре[88], где мы с дядей работаем трактирщиками. Любителей хороших вин много. Мы держим заведение на улице Валле-де-Мизер.

— В самом сердце Парижа! И на правом берегу. Я никогда не смогу получить лицензию, позволяющую ввозить мой товар столь далеко!

Прежде всего, центр Парижа окружен извилистой Сеной, которая оплела город, как будто стремясь задушить его. Потом идут многочисленные предместья, деревни, и все это мешает честным людям из удаленных областей зарабатывать себе на жизнь, ведь они должны оплачивать услуги перевозчиков или же платить пошлину за пересечение мостов, которые всегда так удалены друг от друга, а когда преодолеешь все эти мосты, то, чтобы войти в город, приходится тащиться к самым дальним воротам. И это уже не говоря о таможенных пошлинах, которые взимают с любого товара. Строительство Версаля, расположенного всего в двух лье от таверны, казалось, принесло мэтру Ансельму больше беспокойства, чем прибыли.

Почтенный владелец заведения отнюдь не радовался близости королевского двора, в течение многих веков приносившего «Почтовой станции Четырех королей» стабильную прибыль. Он не стал скрывать, что опасается наплыва толп суетливых людей. Возницы со своими перегруженными телегами, крикливые вельможи и их кучера… Мэтра Ансельма раздражает весь этот шум, он недоволен ржанием лошадей, которых гонят мимо трактира к заветному замку.

«В Версаль! В Версаль!» — только и слышно со всех сторон.

Что же касается генгета, который его собеседница назвала «превосходным», то он не знает, как поступить, потому что вокруг его виноградников царит одно лишь мошенничество. Представители королевского или всевозможных дворянских домов только и мечтают, как бы поживиться за чужой счет, нисколько не заботясь о законности своих действий или о местных жителях. Разве Анжелика не видела, как неизвестно откуда взявшиеся стражники собирают десятину прямо в дверях его заведения, уверяя, что это королевский налог?