Джейн Кренц - Любовница Страница 76

— Немало разбогатев при этом, — добавил Сэндс. Маркус лишь пожал плечами.

— О, Эдвард, я искренне сожалею, что правда открылась для тебя таким ужасным образом, — прошептала Анна. — Маркус давно требовал, чтобы я все рассказала тебе, поскольку, как он говорил, это единственный способ вырвать жало у вымогателя, но я боялась открыться тебе! Я слишком любила тебя, чтобы рискнуть потерять твою любовь.

— Я всегда подозревал, каким гнусным типом был Спалдинг. — Сэндс нежно взял жену за руки, крепко прижал к своей груди. — До меня доходили слухи, но высший свет подобные вещи оставляет без внимания.

— Ты прав, — пробормотала Анна.

— Выслушай меня, Анна. Я даже рад, что ты убила его. Ты слышишь? Я жалею лишь о том, что не мне досталась эта привилегия. Если бы я узнал тебя раньше, я непременно сам уничтожил бы его.

— О, Эдвард! — Анна еще крепче прильнула к нему.

— Ничто на свете не заставит меня отказаться от тебя, если только ты не полюбишь другого.

— Никогда! — поклялась Анна. — Ты единственный, кого я любила в своей жизни. И единственный, кого я буду любить до конца своих дней!

Сэндс нежно коснулся ее волос:

— Но теперь ты будешь доверять мне?

— Да! — Облегчение и радость звенели в ее голосе. — Я очень раскаиваюсь, что не рассказала тебе обо всем много раньше.

Сэндс перевел взгляд на Маркуса:

— Я ваш должник, милорд. Как за то, что вы помогли Анне в ту страшную ночь, так и за то, что оградили ее от всех сплетен и подозрений.

— Право, не стоит больше об этом говорить.

— Перед вами граф Мастерс, лорд Сэндс, — с гордостью улыбнулась Ифигиния. — Джентльмен до кончиков пальцев.

— Это Анна сделала из меня джентльмена. — Маркус вытянул ноги и откинулся на спинку сиденья экипажа. Устремив взгляд в ночь за окном, он предался воспоминаниям. — Она научила меня тем вещам, которые необходимо знать для того, чтобы чувствовать себя уверенно в обществе.

— Нельзя вынуть шелковый кошелек из свиного уха, — возразила Ифигиния. — Леди Сэндс придала тебе светский лоск, но ты родился с благородной душой.

Маркус с улыбкой посмотрел на нее:

— Я родился фермером, Ифигиния.

Изящным взмахом руки она отмахнулась от его слов:

— Это не важно. Родись ты бедным рыбаком или зеленщиком с повозкой — все равно ты был бы благородным джентльменом.

Маркуса глубоко тронула ее наивная вера в него, но он попытался скрыть свои чувства за вежливой насмешкой:

— Ты так демократична! Рассуждаешь, точно настоящая американка.

— Просто я уверена, что джентльменом стоит считать того, кто этого достоин, а не того, кому повезло родиться в знатной семье.

— Твое мнение страшно далеко от общепринятого.

Даже в сумраке кареты он заметил, как Ифигиния презрительно скривила губы:

— Я очень редко разделяю общепринятые мнения.

— Да-да, конечно. Это одно из самых ценных твоих качеств, — усмехнулся Маркус.

— Только тот, кто сам исповедует взгляды, далекие от общепринятых, способен по-настоящему оценить подобное достоинство в женщине.

— Без сомнения. — Маркус снова задумчиво посмотрел в ночь за окном. Какое облегчение освободиться от тайны Анны, усмехнулся он про себя. Обычно такие вещи никогда не тревожили его, но ему было не по душе скрывать правду от Ифигинии. Впервые ему хотелось быть полностью откровенным с женщиной.

Иметь наперсницу было так непривычно… Такая простая и вместе с тем великая радость.

— Маркус?

— Да?

— Мы, кажется, зашли в тупик. Миссис Вичерлей мертва и не могла разослать нам приглашения. Так кто же это сделал? Прервав размышления, Маркус вернулся к реальности:

— Не буду утверждать наверняка, но убийца миссис Вичерлей мог найти список ее жертв.

— И решил продолжить начатое ею дело?

— Не исключено.

— Но какой в этом смысл? Собрав нас сегодня ночью вместе, он рисковал полностью провалиться — что и произошло. Анна открыла мужу свою тайну, а значит, ее уже нельзя шантажировать.

— И ты, и Сэндс застигли нас с Анной в пикантной обстановке.

— Да, но я сразу поняла, что ты не собирался соблазнять Анну! Да и Сэндс недолго сопротивлялся.

— Ни один человек, — очень осторожно проговорил Маркус, — вознамерившийся продолжить шантаж, не мог предугадать такого поворота событий.

Ифигиния изумленно округлила глаза.

— Что ты хочешь этим сказать? Ах! — Она презрительно сморщила носик. — Уж не считаешь ли ты, будто злоумышленник ожидал, что мы с Сэндсом поверим в самое худшее?

— Да.

— Но он ошибся, не правда ли?

— Он рассчитывал на реакцию, естественную для подавляющего большинства людей.

— Чепуха! Только тот, кто не берет в расчет глубокое уважение, связывающее близких людей, их духовное родство и подлинную любовь, — только такой глупец мог так просчитаться.

— Наверное, мои слова покажутся тебе несколько странными, но девяносто девяти процентам людей и всему высшему свету без исключения и в голову не приходит, что между мужчиной и женщиной могут существовать доверительные отношения.

— Неужели? — Ее проницательный взгляд был устремлен ему в лицо. — Как бы ты повел себя, застав меня за тем, что я пытаюсь спрятать мужчину за боковой дверцей?

— Я бы пришел в бешенство.

— Поверил бы ты моим словам о невиновности?

Маркус задумался. Его вдруг поразила мысль о том, что он предпочел бы поверить в самые нелепые объяснения, чем признать возможность измены…

— Да.

Ифигиния самодовольно улыбнулась:

— Я не сомневалась. Вы поверите мне, милорд, не правда ли?

— Конечно, однако я пришел бы в безумную ярость. Ради Бога, никогда не пытайся подвергать меня таким испытаниям.

— И все же я не поняла, чего добивался злоумышленник, собрав нас в музее доктора Хардстаффа. В любом случае он лишь подвергал неоправданному риску свой будущий, весьма крупный доход.

Маркус немного помолчал, обдумывая мысль, уже посещавшую его однажды.

— Судя по всему, мы имеем дело с человеком, которому доставляет удовольствие вынашивать злобные замыслы. С человеком, который может и не нуждаться в деньгах, заработанных шантажом жертв миссис Вичерлей.

— И который получает извращенное удовольствие, разглашая чужие тайны?

— Вполне допускаю. Наше общество воспитало немало людей, больных опаснейшей скукой, и одному Богу известно, способны ли они отказаться от удовольствия пощекотать себе нервы, вызвав хаос и панику в свете!

— Боже мой! Какая ужасная мысль!

— Согласен, не из приятных. — Маркус не имел ни малейшего желания раскрывать ей полностью свою гипотезу.

Его не покидало беспокойное ощущение, что в событиях этой ночи имелся глубоко личный, интимный мотив. Казалось, кто-то хотел свершить месть…