Лора Бекитт - Агнесса. Том 2 Страница 8

Благодарение Богу, она сказала это! Между ними было перемолвлено уже немало слов любви, но все-таки этой фразы Орвил ждал больше самых горячих признаний.

— Да, милая, но ведь у нас и так замечательная семья. Мы бы жили в том же доме, и были бы у нас те же дети, дочь и сын. А Лилиан и без того давно болела, тут ничего нельзя было избежать. Я думаю; мы счастливы не меньше, любимая, — с безграничной нежностью произнес он, — это ведь так?

— Да, Ты и дети — больше мне ничего не нужно для счастья.

— Господи, Агнесса!

Шумел, шумел в дикой ярости дождь, а эти двое, прильнув друг к другу, не слышали ничего.

— Я люблю тебя, Агнесса.

— Я люблю тебя, Орвил.

Потом Агнесса, продолжая обнимать его, сказала:

— А помнишь, ты говорил, что хочешь, чтобы у меня были к тебе просьбы.

— Помню.

— Если я попрошу тебя о чем-то сейчас, ты исполнишь?

— Проси, дорогая.

Агнесса заглянула в его глаза.

— Не сердись, Орвил. Я все-таки… хочу попробовать Консула.

Он спросил, отвечая на ее просяще-лукавый, столь редко появлявшийся взгляд своим — серьезно-задумчивым:

— Зачем тебе Консул?

— Не знаю…— Казалось, она сама не понимает себя. — Просто хочу попробовать необычное, испытать себя на смелость.

Орвил улыбнулся.

— Ты коварное дитя, Агнесса. С этим не шутят. Извини, но тебе не семнадцать. Стремление к необычному, — он как-то очень проницательно на нее посмотрел, — может закончиться банальным падением в грязь.

— В каком смысле? — пересохшими губами прошептала Агнесса.

— В прямом, разумеется. Счастье, если ты при этом останешься цела. Нельзя рисковать, имея на руках годовалого сына впридачу с дочерью и мужем, который тебя любит.

— Да, ты прав, дорогой. Извини, — Агнесса, опомнившись и вмиг превращаясь из безрассудной девчонки в почтенную мать семейства. — Все это глупо.

— Это не глупо, — возразил Орвил, пытаясь вернуть, удержать ее настроение. — Просто в конюшне есть другие лошади. Они смирные и в то же время сгодятся под верховых. А весной мы купим хорошего породистого коня, и его выездят специально для тебя, под дамское седло. С Консулом же, поверь, — добавил он, — это неразумно. Любимая, я ценю твои порывы, но извини, тут вынужден отказать. Впрочем, уверен, что мой отказ не так уж и страшен.

Агнесса покорно вздохнула. Что это в самом деле взбрело ей на ум? Орвил правду сказал, ведь ей не семнадцать… Она опустила руки, и лицо ее вдруг стало бесцветным, глаза потускнели. Это длилось мгновение, не больше, но Орвил ощутил внезапно в сердце странную холодящую боль. И в следующую секунду, когда Агнесса, окончательно вернувшись в привычный свой образ, вновь обрела облик привлекательной молодой дамы, сказал, сжав ее руку в своей:

— Хорошо, милая девочка, пусть будет так, как хочешь ты: для тебя оседлают Консула. Я вижу, тебе это очень нужно, хотя и не понимаю, зачем. Что ж, попытайся, Бог спасет. А я тебя подстрахую.

ГЛАВА II

Днем позже Агнесса с помощью Лизеллы разыскала старую одежду. Часть ее Агнесса давно выбросила, однако некоторые сохранившиеся веши были свалены в кучу на чердаке. Их собирались сжечь, но не успели; порывшись в хламе, женщины обнаружили то, что было нужно: костюм для верховой езды, даже шляпу и сапоги. Орвил посмеялся над рухлядью и предложил наскоро приспособить что-нибудь другое, но Агнесса была в восторге.

— А я немного поправилась, — пробормотала она, затягивая тесемки. Ткань была сильно поношена, потерта, один сапог прогрызли мыши, а полусгнившая шнуровка рвалась в руках, но Агнесса не унывала: — Починим!

Она сама вычистила костюм щеткой, спешила, возясь с ним, дрожала от волнения, словно боялась не успеть. Потом внезапно понюхала ткань: та пахла чем-то полузабыто-родным, она словно бы впитала в себя воздух прожженной солнцем степи. А ведь костюм подшивала тогда Терри, служанка Аманды, эти самые стежки были сделаны ее рукой. Господи, какое неумолимое это прошлое! Нет, нужно, все-таки непременно нужно когда-нибудь вернуться в те края, не может быть, чтобы там не осталось ничего знакомого! Как же влечет ее то незабываемое место, в котором она провела всего лишь одно-единственное лето из двадцати пяти лет своей жизни! Точка отсчета, начало судьбы…

Агнесса сильно разволновалась, и было в том волнении что-то нестерпимо отчаянное.

После, облачившись, подняла кверху распущенные волосы, но не удержала их, и они хлынули на плечи и спину каштановым водопадом. Она повернулась к вошедшему Орвилу… Он никогда еще не видел Агнессу такой порывисто-грациозной, с удивительно юным взглядом. В зеленых глазах ее промелькнули ведьмины искры, и изумленному Орвилу показалось, что ей едва ли исполнилось семнадцать лет!

— Идем, Орвил! — звенящим голосом произнесла она и как на крыльях слетела с лестницы.

Пока Агнесса, нетерпеливо заправляя волосы под шляпу, верным шагом направлялась в глубь золотых аллей, на заднем дворе седлали коня.

Вывели Консула. Жеребец был крупный, сильный и даже с виду упрямый и злобный. Вороные бока его, подрагивая, лоснились в лучах солнца.

Агнесса не сразу приблизилась к нему; казалось, решимость ее покинула.

Орвил крепко держал коня за узду у самой морды, а другой рукой на всякий случай подтягивал повод сбоку. Предупрежденный конюх стоял наготове с хлыстом.

Агнесса, с рассеянной улыбкой глянув в окаменевшее в напряжении лицо Орвила, — сосредоточенность ее ушла внутрь — вставила ногу в стремя и, ухватившись за край седла, вскочила на спину коня, который тут же, всхрапывая, повел ушами и переступил с ноги на ногу.

— Ты слишком легка для него, — озабоченно заметил Орвил.

— Я женщина, — негромко произнесла Агнесса, — вот что ему может не понравиться.

— Отпускаем; мистер Лемб? — спросил конюх.

— Да, Олни, рискнем.

Они отпустили лошадь; некоторое время она стояла под всадницей неподвижно, словно бы примеряясь к ней.

— Красивая посадка у миссис, — заметил Олни.

— Да, — подтвердил Орвил, — настоящая амазонка. «И верно, — решил он, — Агнесса сидит в седле словно влитая; спина прямая, плечи расправленные, а голова чуть приподнята; все: руки, ноги всадницы, спина, шея коня, — линия в линию, словно одно неразъединимое целое…»

«А все-таки, это безумство!» — промелькнула запоздалая мысль. На его памяти было несколько случаев, когда женщины из общества вели себя подобным образом, но это случалось или от несчастья, или от глупости, и окружающие воспринимали их именно так. Здесь же явно было что-то другое. Орвил сомневался, может ли один и тот же человек быть высокоморальным и нарушать мораль. Те известные ему дамы не имели годовалых детей, о которых стоит подумать, прежде чем решить переломать себе ребра в лихой затее. Но ведь Агнесса безумствует, а он позволяет ей это. Почему? Возможно, она хочет таким образом как-то стряхнуть с себя напряжение последних дней, хоть на несколько минут выйти из наскучившего образа и сыграть другую роль? Видно, она из породы тех птиц, которых нельзя долго держать взаперти, иначе, вырвавшись вдруг на волю, они способны переломать себе крылья. Конечно, он мог бы ей запретить, и она — он знал — послушалась бы, но тогда нечто не вышло бы наружу, осталось в душе темным пятнышком. Каприз? А может, самовыражение? Но у нее есть рояль, музыка… сколько раз она сама говорила об этом. Какой же непонятной, непредсказуемой бывает иногда его жена!