Дениз Робинс - Любить — значит жить Страница 8

В комнату вошел посыльный с огромной корзиной цветов, которые Ян заказал по телефону из Парижа. Ворох светло-желтых нарциссов, пурпурных фиалок и красных роз. Затем Ян поставил на туалетный столик у моей кровати флакон французских духов. Он всегда отличался умением удивить женщину. Еще он достал из своей сумки какую-то вкусно пахнущую жидкость для принятия ванны в красивом флаконе и пушистые полотенца. Я никогда не пользовалась такими дорогими вещами».

Глава 4

Всю первую половину дня мы провели у моря. Было слишком холодно, чтобы купаться, и мы просто гуляли по берегу, держась за руки. О завтрашнем дне мы старались не говорить. Старались жить только одним мгновением. Но иногда боль прорывалась сквозь радость, он прижимал мою руку к своей груди и говорил:

— О, моя дорогая. Если б сегодняшний день никогда не кончался! Если бы я только мог взять тебя с собой в Индию…

По обоюдному согласию мы решили не ходить никуда вечером. Мы избегали людей. Нам хотелось быть только вдвоем. Ян заказал обед в наш номер. Я надела свое самое красивое платье из темно-синего шифона с широким серебряным поясом. Он сказал, что в таком наряде я похожа на гречанку и что у меня очень красивые руки и плечи. Красивые и беззащитные. Еще Ян сильно удивился, когда заметил, какие тонкие у меня запястья.

— Ты такая хрупкая, моя дорогая. Иногда я даже боюсь дотронуться до тебя, чтобы не сделать тебе больно.

Я обвила шею Яна руками и прижалась к нему:

— Я не такая слабая, как тебе кажется. А очень даже сильная и выносливая. Только вот завтра мое сердце разобьется на куски.

Вдруг он побледнел, сделался каким-то напряженным и отодвинулся от меня. Я испугалась, что смертельно обидела его. Я спросила, в чем дело, и он ответил, что ему не следовало привозить меня сюда. Это было несправедливо по отношению ко мне. Ян предложил мне немедленно упаковать чемодан и собрался отвезти меня назад к Симоне в Париж.

— Ну почему жизнь так несправедлива, — с горечью проговорил он. — Почему теперь, когда я полюбил, и полюбил по-настоящему, между нами столько препятствий. И армия, и мои родители!

Я чувствовала себя такой же несчастной, как и Ян. Но мне не хотелось, чтобы страх перед расставанием испортил нам сегодняшний вечер. Я села рядом и обняла его за плечи.

Он был так нежен, так внимателен со мной, и мы оба чувствовали, просто не могли не чувствовать, как нас тянуло друг к другу. Потом он любил меня, а я любила его. Это была настоящая любовь, а не просто физическое влечение. Это было счастьем отдавать и получать. Чудо. Неземное блаженство. Потрясение.

Я до сих пор слышу, как где-то вдалеке играла музыка, как тихо шелестели листья деревьев; до сих пор ощущаю запах моря и цветущих деревьев.

Вскоре взошла луна, и я смогла разглядеть лицо Яна. Он был счастлив. Наклонившись надо мной, он прошептал:

— Ты так хороша! Так великолепна! Моя малышка! Я никогда уже не смогу полюбить кого-то другого. Я обожаю тебя.

Мое сердце замирало, стоило мне подумать о том, что завтра Ян уезжает и я никогда больше его не увижу.

Ночью он поцеловал мое лицо и понял, что я плачу. Ян очень расстроился и стал объяснять мне, что надо помнить только о том, как хорошо нам было, как здорово, что мы нашли друг друга.

— Я скорее умру, чем сделаю тебе больно, Гейл, — повторял он снова и снова. — Я готов сделать все, что угодно, лишь бы ты не плакала.

Что ж, мне пришлось вытереть слезы и успокоить его. До самого рассвета мы не сомкнули глаз. Просто лежали, шептали друг другу всякие нежности, целовались и старались не думать о том, что всего через несколько часов нам придется проститься. И возможно, навсегда…

В памяти Гейл, теперь жены Билла Кардью, оживала каждая строчка из этого дневника. Ее муж лежал рядом и храпел. Он был доволен собой, своей победой и совершенно не подозревал, что творилось в сердце Гейл. Она видела, какая огромная пропасть лежит между двумя этими мужчинами. И понимала, что вся ее последующая жизнь превратится в сплошное мучение.

Девушка с силой сжала руки в кулаки, стараясь не закричать вслух: «Ян! Ян!»

«Ян привез меня в порт и, провожая на корабль, обнял и поцеловал. Я снова заплакала, но ни единым словом не упрекнула его.

— Что ж, это того стоило. Ты научил меня любить. А любить так — значит жить, — проговорила я.

— Я не прощаюсь с тобой, — сказал Ян. — Теперь увидимся в Лондоне. Я всегда буду тебя любить и никогда не забуду».

Но он забыл. По крайней мере, Гейл сделала именно такой вывод. Потому что по возвращении в Лондон она не получила от него ни единого письма. Только небольшую записку от его матери.

Даже теперь, спустя три года, Гейл с ненавистью вспоминала тот конверт с маркой из Эдинбурга и то волнение, скорее напоминавшее агонию, которое ее охватило при виде письма. Но эта холодная, мрачная записка констатировала смерть их отношений с Яном. Никаких надежд на какую-либо дальнейшую связь.

Миссис Далмиер сообщала, что ей стало все известно об отношениях Гейл с ее сыном. Также в письме говорилось, что Ян получил назначение в Индию. Ему следовало немедленно прибыть в полк, так как офицер, чье место Ян собирался занять, погиб. Поэтому молодой человек, писала далее миссис Далмиер, не успел заехать в Лондон, а позвонил по телефону из Парижа, рассказал о своей девушке и попросил мать попрощаться с ней. Он сказал, что надеется на понимание со стороны Гейл. У него сейчас нет средств, чтобы содержать жену, а кроме того, эта несвоевременная женитьба могла бы просто погубить его карьеру. Ее письма будут только напрасно расстраивать Яна, поэтому миссис Далмиер просила Гейл оставить сына в покое и никогда не пытаться как-то наладить с ним контакт.

Кроме этого, Гейл не получала ничего. Разумеется, она выполнила просьбу миссис Далмиер. Она не писала, чтобы не причинять Яну боль, в то время как сама несколько последующих месяцев постоянно находилась в подавленном состоянии. Ведь он предупреждал ее. Да и сама Гейл понимала, что теперь расплачивалась за те несколько часов счастья, которые Ян подарил ей.

Он, без сомнения, во всем прав. Так как карьера слишком много значит для него, этому нельзя мешать.

Гейл была молода, и жизнь вскоре взяла свое. Она просто постаралась об этом больше не думать. Вряд ли сейчас Ян в Индии среди своих дел и забот вспоминает тот мимолетный эпизод в Париже.

Когда закончился медовый месяц, Гейл Кардью с радостью вернулась в дом родителей в свою старую комнату.

Разумеется, она скучала по Биллу. Она уже научилась контролировать свои чувства и старалась находить положительные стороны в своем замужестве. Теперь ей уже не грозит одиночество, думала Гейл. Вернувшись в Кингстон, она снова стала той веселой Гейл, которую все знали раньше. Здесь можно было поболтать с мамой, пока она что-то шила для Красного Креста, послушать воспоминания отца о прошлой войне четырнадцатого года, посмеяться над проделками Перчинки и Криса.