Елена Езерская - Роковой Выстрел Страница 8

– Но вы можете все изменить? – воскликнула Анна, и ее глаза наполнились слезами.

– А для чего? – Александр пристально посмотрел ей в лицо. – Прощаясь с бароном, я понял, что жизнь ему более не интересна. Он потерял вас, вы утратили к нему уважение и любовь... Разве я вправе обрекать человека на медленную смерть в забытьи и одиночестве, вместо того, чтобы с честью храбро сражаться и пасть смертью героя?

– Он так сказал? – прошептала Анна. – Совершенно верно, – кивнул наследник. – И я не в силах приказать ему жить. Вот если только он ошибается...

– Он ошибается, – вздохнула Анна. – Я люблю его.

– Тогда совсем другое дело! – улыбнулся Александр. – Обещаю, что тотчас отправлюсь к отцу и приложу все усилия, дабы вызволить нашего Чайльд-Гарольда из плена его меланхолии.

– Благодарю вас, ваше высочество, – Анна попыталась опуститься перед наследником на колени и поцеловать его руку, но Александр этому воспрепятствовал.

– Анна, что вы делаете? Неужели оттого, что сейчас мы не в вашем милом и уютном имении, мы оба изменились? – он лукаво подмигнул ей. – Поверьте, я все тот же князь Муранов и хочу чувствовать себя равным в обществе своих друзей. Да, кстати, а чем вы намерены заняться?

– К сожалению, я пока не определилась... – смутилась Анна.

– Отлично! Я договорюсь с матушкой – вас назначат учительницей пения к моим младшим сестрам и брату. Приступите к занятиям через денек-другой, а пока послушайтесь моего совета, возвращайтесь к барону и удержите его от авантюр.

Анна с благодарностью поклонилась Александру и поспешила уехать. Она велела нанятому кучеру везти ее срочно в Двугорское. Тот слегка и для фасона покрутился, но Анна пообещала ему приличное вознаграждение, и мужик от души махнул рукой – поехали!

Но при съезде на, тракт карету занесло – кучер вынужден был уклониться от встречной кареты и заехал в сугроб на обочине. Едва не сбившая их карета тоже остановилась, и из нее вышел низенький, плотного сложения господин дабы осведомиться о пострадавшем экипаже и его пассажирах.

– Андрей Платонович? – растерялась Анна, разглядев в господине Забалуева.

– Анна? Какими судьбами? – расплылся он в елейной улыбке. – Торопились домой? Ах, какая жалость! Впрочем, это моя вина. Позвольте я все исправлю.

– Что вы хотите этим сказать? – не поняла Анна.

– Я, конечно, ехал по весьма важным делам. И все же, чувствуя некоторую свою причастность к произошедшему, готов их временно отложить и доставить вас к барону. Ведь карета ваша, насколько я могу судить, нуждается в ремонте? – Забалуев направился к нанятому Анной кучеру и под предлогом осмотра повреждения прошелся с ним вокруг кареты и сунул в руку несколько крупных ассигнаций.

– Да уж, барышня, – кучер показался перед Анной, смущенно почесывая в затылке, – поломка-то посерьезней будет, чем я думал.

– Так что даже не рассуждайте; Аннушка, прошу вас ко мне! Домчим вмиг и по назначению! – Забалуев протянул ей руку, помогая сойти и пересесть в его карету.

И пока она устраивалась на сиденье, он незаметно достал из ящичка, стоявшего у окна на сиденье с его стороны, какую-то бутылочку и, вылив толику ее содержимого на платок, стремительным движением накрыл им лицо Анны.

Она ничего не успела понять – сладкий запах мгновенно заполнил пазухи носа, проник в горло, и сразу закружилась голова. Анна потеряла сознание и упала на сиденье. Забалуев тут же выбросил пропахший эфиром платок за окно, устроил Анну поудобнее, точно куклу прислонив к стене в углу салона кареты, и требовательно постучал несколько раз по крыше тростью:

– Двигай, черт, двигай!..

Глава 2

Роковой выстрел

– Как мне вас понимать, уважаемый Александр Юрьевич? – побледнел князь Петр, выслушав витиеватую речь князя Репнина-старшего.

Родители Наташи и Михаила приехали вчера из-за границы, где Зинаида Гавриловна лечилась от легочной недостаточности, по обыкновению проводя зиму на теплом средиземноморском побережье. Репнины-старшие сразу привнесли в загородный дом Долгоруких атмосферу респектабельного салона, и Мария Алексеевна с удовольствием предалась приятной светской беседе – занятию подзабытому, но такому тонизирующему.

Зинаида Гавриловна со свойственной ее происхождению и воспитанию непринужденностью оживила скучный сельский быт занимательными рассказами о курортной жизни. Долгорукая уже давно никуда не выезжала и с особым чувством, замешанным на ностальгии и зависти, понимающе кивала и поддакивала Репниной. Петр Михайлович тоже не остался в стороне и обижен не был – их беседа с князем Репниным вечером в гостиной за чаем напомнила ему прежние дни общения с верным другом и соседом бароном Корфом.

Репнина-старшая осталась весьма довольна участием Марии Алексеевны в судьбе дочери – горячо одобрила и платье, и выбранные украшения. Женщины немного посудачили о своих детях, мягко укоряя их за в основном несуществующие или несущественные недостатки и нахваливая очевидные достоинства будущих жениха и невесты. Зинаида Гавриловна внесла свои предложения по части маршрута свадебного путешествия, а князь Александр Юрьевич высказал пожелание увидеть Андрея на государственной службе, соответствующей его дипломатическим талантам и предрасположенности.

Андрей был несказанно рад такому быстрому единению родителей, а Наташа весь вечер казалась слишком озабоченной и даже грустной. Зинаида Гавриловна остановила Долгорукую, все порывавшуюся растормошить ее, и убедила отнести меланхоличное настроение дочери на счет предстоящей завтра свадьбы. Андрей же, наоборот, чувствовал себя если не главой семьи, то, по крайней мере, равным двум отцам – светским львам и мужам, умудренным в делах государственных и военных.

Ночью Наташа заперлась у себя и даже с матерью не хотела говорить. Утром в доме началась суматоха – слуги бегали туда-сюда, украшая столовую, из кухни во все уголки проникали дразнящие и аппетитные ароматы. Сборы были долгими, с оттяжкой – Андрей для виду капризничал, добиваясь совершенного силуэта своего фрака. Ему так не хватало мудрого совета Наташи, обладавшей изысканным вкусом и абсолютным чутьем идеального. Но Андрея к ней не пускали, говорили – примета плохая видеть невесту до свадьбы.

Наташе собираться помогала взятая вместо Татьяны Аксинья да рядом крутились неугомонная Соня и радостно светившаяся Лиза. Избавление Михаила от кавказской ссылки сделало ее надежды на счастье вполне реальными и недалекими. Наташа позволяла помогать себе, но при этом одевалась с непривычной для нее меланхолией и равнодушием. Правда, она пару раз прикрикнула на Аксинью, слишком затянувшую шнуровку лифа, и обидела Соню, бросившуюся расправлять оборки на ее платье. Но сорваться Наташе все же не удалось – девушки сочли ее душевное состояние обычным и вполне объяснимым и даже посочувствовали.