Киран Крамер - Скажи герцогу «да» Страница 8

Дженис оглянулась еще раз через правое плечо на мистера Каллахана, и ее сердце замерло, пропустив один удар. Грум стоял, гордо выпрямившись, и пристально наблюдал за ней. Губы его были сжаты: сурово, даже угрожающе, как будто он намеревался кого‑то жестоко поколотить и даже изувечить. И все же, когда их взгляды встретились, в глубине его глаз Дженис заметила еле скрытые смешливые искорки и страшно разозлилась. И этот мужчина жадно упивался ее губами, словно лакомился сладчайшим десертом? Бесстыдно обшаривал ее тело горячим знойным взглядом?

Да какое право имеет этот дикарь смеяться над ней?

Но телу не прикажешь: несмотря ни на что, Дженис желала его, этого невозможного мужчину.

Глава 3

Наконец‑то появился дворецкий и широко распахнул дверь, приглашая войти. Дженис никогда не была так счастлива, попадая с улицы в помещение. Герцог и его друзья вошли вслед за ней, а за ними собаки. Когда дверь наконец закрылась, оставив нахального грума снаружи, девушка вздохнула с облегчением. Теперь можно было сосредоточиться на цели этого визита, а заодно и на том, что он, к сожалению, будет более коротким, чем ей бы хотелось.

У нее сразу же испортилось настроение, и она знала причину: как только дороги очистятся, ее немедленно отошлют в Лондон.

Но по крайней мере сейчас ей тепло. И каким‑то образом разностильное внутреннее убранство дома, поблекшее, но все еще величественное — от рыцарских доспехов в углу до высоких напольных часов, размеренно тикающих у подножия лестницы, и старинной вешалки для шляп, — сказало ей о многом. Дом выглядел как родовое гнездо многих поколений герцогов в благороднейшем аристократическом смысле этого понятия. При создании его облика заботились явно не только о роскоши и великолепии, отдавая предпочтение сути и содержанию.

Возможно, таков и Холси — Дженис очень надеялась на это и готова была простить ему самомнение и чванство там, на снегу, как и очевидное безразличие к ней. Чему же герцог отдает предпочтение? Что касается отсутствия у него интереса к ней, наверное, он поступает мудро, стараясь сохранять дистанцию. По всему, что ему известно, она — как и все остальные женщины, появлявшиеся в Холси‑Хаусе, — просто охотница и если станет действовать согласно пожеланиям родителей, он окажется прав.

Смущенная одной только мыслью о том, чтобы хитростью завлечь мужчину, которого совсем не знает, в особенности герцога, Дженис посмотрела вверх, на стропила дома и великолепные потертые гобелены, свисавшие с его высоких стен. «Добро пожаловать! — казалось, говорили они. — У нас есть что тебе рассказать. И длинные истории, и короткие». Лучи света, проникавшие сквозь фрамугу над парадной дверью, падали на хрустальную вазу, стоявшую на массивном серванте, осыпая мелкими бриллиантами пол, вымощенный черными и белыми мраморными плитками.

Дженис, может, и не ирландка, как отец, но по‑своему тоже не лишена дара ясновидения. У нее возникло отчетливое впечатление, что было время, когда взрывы смеха эхом разносились по этому дому, когда огромные потоки любви обильно струились в этих стенах подобно вину на свадьбе.

Внезапно ей захотелось, чтобы одна из историй этого дома была о ней, но реальность тут же напомнила: «Не забивай себе голову глупыми фантазиями, ты уедешь, как только дороги очистятся, а колесо кареты починят. Самое большее через неделю».

Оно и к лучшему. Его светлость и его друзья явно не хотят, чтобы она оставалась здесь, и ясно дали это понять.

Дженис старалась не думать о том, как пылко ее целовал мистер Каллахан — так, будто очень сильно желал.

Откуда‑то издали, с другого этажа, доносились смех и женские голоса. Герцог недовольно окинул взглядом верхнюю площадку широкой лестницы и тут же приказал дворецкому немедленно отправить экономку в гостиную.

— Скажите ей, что, пока служанка леди Дженис занята или не прибудет миссис Фрайди, она будет компаньонкой леди. — Герцог посмотрел на девушку. — А я пока сообщу бабушке, что вы здесь. Увидимся через несколько минут. Вы же пока можете выпить чаю — он, должно быть, уже готов.

— Спасибо, ваша светлость.

Отца Дженис наверняка порадовало бы, что его светлость оказался столь ярым приверженцем соблюдения приличий.

Люк Каллахан — Дженис была уверена в этом — имел совершенно неправильное представление о герцоге, если позволял себе злословить в его адрес, но готова была простить ему и это. Она слишком хорошо знала, как непросто стерпеть, когда на тебя смотрят свысока. Слуги изо дня в день сталкиваются с вопиющей несправедливостью и грубостью по отношению к ним, и чувство обиды, естественно, накапливается и выливается в раздражение.

— Мои остальные гости должны появиться с минуты на минуту, — прежде чем покинуть гостиную, предупредил его светлость. — Я уверен: они сгорают от нетерпения познакомиться с вами.

И, не дав ей ничего ответить, герцог поклонился и стремительно вышел. Вообще‑то Дженис предпочла бы привести себя в порядок, распаковать вещи и немного отдохнуть, но как можно противоречить хозяину дома? Его манеры разительно отличались от тех, что ей доводилось наблюдать у других своих знакомых. Похоже, он никогда не ставил под сомнение собственные действия и предполагал, что все должны неукоснительно выполнять его распоряжения. И в этом отношении был ужасно неуступчив.

По правде говоря, Дженис было очень обидно и унизительно, что ее оставили одну с друзьями Холси, которые явно не испытывали к ней ни теплоты, ни доброжелательности. Кажется, теперь она понимала, почему герцог, такой завидный жених, вынужден постоянно быть настороже и держать оборону. Но эти двое?

Их поведение было ей совершенно непонятно, и, как ни ломала голову, объяснения ему Дженис не находила, однако пасовать в сложившейся неловкой ситуации не собиралась.

Лакей проводил их в просторное помещение, увешанное картинами, в основном с изображением лошадей. Здесь преобладали красные тона: в узорах тканей, росписи ваз и фарфоровых чашек, стоявших на чайном подносе. Перед камином лениво разлеглись собаки.

Это была чисто мужская гостиная, которой явно недоставало женской руки, Дженис об этом невольно подумала, пока усаживалась перед низким столиком, где стоял чайник, над которым поднимался пир. Она надеялась, что Изобел и Оскару тоже предложат перекусить, но пока скорее всего у них не было такой возможности: горничной предстояло разобрать чемоданы Дженис, а кучер, без сомнения, отправился в конюшню к лошадям.

Нужно признать, она надеялась также, что и мистеру Каллахану предложат чаю, хотя ей совершенно не следовало беспокоиться по этому поводу, как не следовало думать о его крепких ногах и широких плечах, а также о том, как он целовал ее, словно никак не мог насытиться. Дженис крайне необходимо было напомнить себе, что у нее имелись серьезные опасения на его счет, каким бы выдающимся образцом мужественности он ни был.