Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Закат цвета фламинго Страница 8

И чтобы не потерять удачу, должна была забыть и об иголке, и о наперстке, и о лопатке, которой женщины перемешивали талка [7] в казане.

Вместо того чтобы выкапывать корни кандыка и дикого пиона, солить на зиму черемшу и папоротник, Айдына теперь охотилась на уток, на лесную и степную дичь. А чтобы Ончас не догадалась о ее пристрастиях, выжидала, когда старуха куда-нибудь отлучится, и подбрасывала добычу в юрту. Ончас приходила в неописуемый восторг и принималась исступленно благодарить хранителя дома Тура Ээзи, который преподнес ей столь щедрый подарок.

В Месяц Сбора Кандык [8] когда солнце начинало припекать по-летнему, Ончас, как обычно, просушивала на солнце овчинные и лисьи шубы, кошмы, ковры и начищала песком медную посуду. Айдына сбежала от этих скучных занятий с Киркеем в тайгу и принесла оттуда выпавшего из гнезда скворчонка. Птенец быстро рос, а еще быстрее научился передразнивать тетушку и кричать сварливым голосом: «Пар-р-ршивая девчонка!» и «Ар-р-раки налей, ар-р-раки!». Тогда Ончас тайком подкинула его в юрту дальнего родича Магная – на радость многочисленной детворе.

Поджав губы, Ончас сообщила племяннице, что скворчонка унесла ласка. Айдына погоревала немного, но на следующий день уже забыла о птице, предвкушая новые удовольствия с верными приятелями.

Это Киркей рассказал ей, как здорово летом на горных пастбищах. А он умел рассказывать так, что Айдына будто наяву чувствовала запахи трав и цветов, разогретой смолы и тлеющего арчина. Дымом его окуривали животных, чтобы уберечь их от злых духов.

Она с упоением слушала Киркея, потому что ни разу не бывала в горах. И в этом году она дала зарок, что непременно достигнет своей цели и отправится на пастбища еще до того, как их улус отпразднует Улуг Кюн Пазы – Праздник Летнего Солнцестояния. Конечно, ей не позволят остаться с табунщиками на все лето. Но с восхода молодой луны до ухода старой она, пожалуй, смогла бы продержаться. И с лошадьми бы управлялась не хуже Киркея. Недаром он научил ее многому из того, что должен уметь и знать опытный табунщик. Айдыне просто не приходило в голову, что Киркей и сам еще не все знал и умел, хотя его обучением и воспитанием занимался старый Салагай, а он знал толк в обращении с лошадьми.

Дело оставалось за малым: добиться согласия отца. Теркен-бег очень любил единственную дочь, но держал ее в строгости, и она побаивалась подойти к нему и заявить о своем желании отправиться на отгонные пастбища. Нужно было что-то придумать, выбрать время, когда Ончас уберется из юрты поболтать с соседками, и тогда Айдына сможет поговорить с отцом с глазу на глаз.

Одно ее беспокоило: в последнее время Теркен-бег совсем перестал замечать свою дочь. Выглядел он угрюмым, говорил мало и частенько проводил время в одиночестве, о чем-то размышляя, отчего Айдына подумала, уж не заболел ли он?

Правда, внешне Теркен-бег ничуть не изменился. По-прежнему был ловким и подвижным. Легко вскакивал на коня, попадал стрелой в перышко кедровки, а копьем сбивал на лету дикого голубя.

И все же он был неспокоен, и просьба Айдыны могла вызвать у него гнев. Девочка хорошо знала отца: в ярости он был непредсказуем и беспощаден. Словом, ей не хотелось попадать под горячую руку. Ведь это означало бы, что ей придется расстаться не только с мечтой, но и с Киркеем. Ончас давно угрожала рассказать брату о дружбе его дочери с сыном табунщика. И тогда судьбе Киркея не позавидуешь. Поэтому следовало выбрать подходящее время и дождаться, когда отец станет более сговорчивым.

Глава 3

Но Айдына так и не успела поговорить с отцом. Ночью ее разбудил топот копыт, лязганье доспехов и оружия. Громко и взволнованно переговаривались мужчины, ржали лошади, пламя костра освещало юрту.

Накануне пастухи поднялись затемно и погнали табуны и стада в горы, разбудив громкими криками, воплями и ревом скота всех в округе, но Айдына не проснулась. Спала без задних ног. На то у нее была причина. Но что случилось нынешней ночью? Неужто мунгалы напали на табунщиков и угнали отцовских лошадей в горы?

Айдына бросилась к выходу из юрты, выглянула наружу. Моросил мелкий дождь, низко нависли серые тучи. «Э-с-са-а-а! Й-а-а-а!» Дружинники с места направили коней в галоп, но она успела разглядеть притороченные по бокам лошадей большие тюки и успокоилась. Воины ее отца предпочитали воевать налегке. Отчего ж тогда они спешили? Почему сорвались ночью? И что было в тех тюках, которые они увезли с собой? Ясак? Но он выплачен по весне зимними соболями и лисицами. Или там доспехи и оружие, которые без устали ковали кузнецы-дарханы?

Словом, сразу вопросов двадцать возникло в ее голове, но тут Ончас поймала Айдыну за подол рубахи и заставила вернуться в постель. Сжавшись комочком под верблюжьим одеялом, Айдына сквозь полуоткрытые веки наблюдала, как старуха раздула огонь в очаге, присела перед ним на корточки и вынула из кармана узенький, продолговатый кожаный кисет, в котором вместе с табаком хранилась медная трубка – ганза. Но в этот раз вместо табака Ончас извлекла из кисета темный комочек китайского «шара», смешанный с мелко измельченной чагой, чтобы не было дыма. Набив трубку, выудила из огня уголек, положила на устье ганзы, закурила, щелчком сбила уголь и, набрав в рот воды, пару раз сильно затянулась. И тут же упала чуть ли не головой в очаг. Видно, от дыма у нее перехватило дыхание, и Ончас потеряла сознание.

Айдына, схватив ковш, бросилась к тетке и окатила ее водой. Та застонала, выгнулась несколько раз, а затем принялась колотить руками и ногами по кошме, закатывать глаза и сипеть, словно ей передавили горло: «Орыс-с-с! Орыс-с-с!»

– Ончас! Ончас! – Айдына присела рядом с ней на корточки. Тетка продолжала выгибаться, но Айдына знала – это не падучая. Все оттого, что старуха накурилась, не думая о последствиях. Платок сполз у нее с головы, три тонкие седые косички растрепалис [9] Она уже не хрипела, а что-то быстро-быстро бормотала сквозь стиснутые зубы. В уголках рта показалась желтая пена, но девочка не посмела помочь Ончас. Видно, в нее вселился злой дух айна, и тетка сражалась с ним изо всех сил. А если Айдына вмешается в их потасовку, айна непременно привяжется к ней самой.

Наконец Ончас перестала выгибаться и кричать. Исчезла жуткая гримаса на лице, и через некоторое время она открыла глаза и с недоумением уставилась на Айдыну:

– Почему не спишь?

Айдына вздохнула и протянула ей трубку:

– Опять змеиный помет куришь? Хочешь, чтоб айна тебя в Нижний мир забрал?

Старуха сердито хмыкнула, вырвала трубку и вставила медный мундштук в рот.

– Учить меня вздумала, девчонка? Спать иди!