Николь Джордан - Экстаз Страница 8

Шон изобразил чуть смущенную улыбку.

— Ты спрашиваешь, зачем? Чтоб она снова захотела меня! Как хотела раньше. До того, как оттолкнула. Эх, какие у нас были ночи! Ей все время было мало, а ведь ты меня знаешь…

Он с трудом поднялся на ноги, подошел к постели и устат вился на Рейвен.

— Не дождусь, когда снова займусь с нею. Как думаешь, она уже соображает что-нибудь?

Келл решительно встал между ним и пленницей. Шон недоуменно посмотрел на него.

— Хочешь помешать мне, брат? — пробормотал он. — Самому захотелось?

— Ты не должен подвергать насилию девушек, Шон, как бы предосудительно они себя ни вели, — спокойно сказал Келл.

— Да какая она, к дьяволу, девушка! — рявкнул младший брат. — Только выглядит невинной, а на самом деле ого-го… Кроме того, она ведь англичанка, а не ирландка вроде нас с тобой. Она и замуж отказалась за меня идти, потому что во мне ирландская кровь.

Келл хорошо знал о давней способности брата выдумывать небылицы и попросту привирать, но в данном случае почти поверил ему. Сколько раз за свою не слишком долгую жизнь он сталкивался с таким отношением и к себе, и к другим ирландцам и полукровкам. Поверил, и в душе поднялось негодование. Даже ярость. Эта надменная аристократка, искательница приключений, смеет презирать таких, как они с братом. Натравливать на них слуг только за то, что они принадлежат не к такому высокому обществу, как она, и кровь в их жилах течет не чисто английская!.. Так почему бы в самом деле его брату не отомстить ей хотя бы таким способом? Это послужит для нее и для таких, как она, хорошим уроком.

Келл перевел взгляд с пьяного, возбужденного лица Шона на беспомощное тело Рейвен и покачал головой, осуждая самого себя. Впрочем, чересчур размягчаться не следует. Однако надругаться над слабой женщиной он не может позволить никому. Даже бедному брату, заботиться о котором он дал клятву еще в ранней юности.

— Неужели ты и в самом деле готов поступить с ней подобным образом? — спросил он Шона.

— Еще как! — было ответом. — И не один раз!

Келл положил ему руку на плечо.

— Иди домой, Шон. Уверен, от дальнейших ее страданий ты уже удовлетворения не испытаешь. Дело сделано: брак расстроен, ее репутация погублена. Можешь считать, что ты отомщен. Разве этого недостаточно?

Шон сделал глоток из бутылки и прохрипел:

— Нет, этого мало.

Келл пристально взглянул ему в глаза.

— Шон… Отправляйся домой.

В его голосе были упрек, ласка, суровое предупреждение — все вместе.

После недолгого молчания младший брат понурил голову и отвернулся. Похоже было, он вот-вот заплачет.

Пауза продолжалась. Потом он снова поглядел на Келла и кивнул, соглашаясь.

Келл подвел его к двери, отпер ее и позвал Эмму.

— Пусть кто-нибудь отвезет его домой, — сказал он ей. — Когда проспится, я с ним продолжу разговор…

Проводив их взглядом, он вернулся в комнату и, стараясь ступать неслышно, начал мерить ее шагами. Ему было о чем подумать, и в первую очередь о том, что делать с женщиной, которая лежит на его постели. Избавиться от нее? Сейчас? Позднее? Но как?.. Конечно, ее следует отправить туда, где она живет. Но в таком состоянии? Без врача? Кто знает, что с ней может случиться по дороге? Какое действие окажет на нее в дальнейшем то, что влил ей в горло безрассудный Шон?

Нет, лучше, пожалуй, не трогать ее, подождать, пока наркотик выветрится и прекратит свое действие. А утром вернуть ее каким-то образом домой…

Он прекратил хождение по комнате, нахмурившись, остановился возле постели. Рейвен скинула одеяло, начала лихорадочно метаться — ноги непрерывно дергались, голова билась о подушку. Наконец она вытянулась на спине, полупрозрачная смятая сорочка не прикрывала ни груди с темнеющими сосками, ни темный треугольник внизу живота. Но дольше всего его взгляд задержался на ее прелестном лице, обрамленном иссиня-черными прядями волос, с тенями от неправдоподобно длинных ресниц.

Внезапно ее пальцы сдавили ему руку, глаза раскрылись, и он почувствовал, что тонет в их голубом омуте. Было ясно, она его не видит, а если и видит, то не отдает себе отчета, кто перед ней, не может объять разумом увиденное. Это длилось какое-то мгновение, потом глаза ее снова закрылись, тело успокоилось, и она чуть слышно прошептала слова, которые он с трудом разобрал:

— Мой пират…

На чувственных губах появилась удовлетворенная улыбка.

«Разрази меня гром! — мысленно воскликнул он. — Ну как устоять против такой красоты, пускай болезненной, беспомощной, но подлинной и удивительной!»

Однако не нужно расслабляться и поддаваться наваждению. Перед ним, по существу, враг — человек из другого круга, презирающий всех, кто находится за его границами; человек, жестоко надругавшийся над братом и неизвестно, над сколькими несчастными, поддавшимися ее чарам… Так что ему следует быть настороже и не допустить слабины, не стать очередной жертвой… Хотя о какой жертве может идти речь: она сама сейчас страдающая сторона — одинокая, больная, с исковерканной судьбой…

Освободив руку от ее на удивление сильной хватки, Келл подошел к умывальнику — убедиться, что воды в кувшине достаточно, чтобы, если потребуется, охладить жар ее тела. Он немного знал, как действуют подобного рода снадобья, — приходилось видеть в дни своей бурной юности. Наверняка ей предстоит еще почувствовать немыслимый жар в крови, испытать непреодолимую животную страсть, неудержимую жажду соития, без удовлетворения которой ее тело просто разорвется на части.

Он был почти уверен: все, что она испытала до сих пор от рук его мстительного брата, может померкнуть в сравнении с тем, что, видимо, еще предстоит. Когда действие наркотика достигнет апогея, а сама она не сумеет найти должного выхода, то… В этом случае, если в нем сохранилась хоть капля жалости к человеку — вообще к человеку, — он должен будет что-то сделать, чтобы помочь ей, чтобы облегчить ее страдания…

Он взглянул в окно, за которым еще серел мутный зимний день, и только сейчас вспомнил, что уже близок вечер. Подойдя к камину, переворошил горячую золу, добавил угля. Подумал, что вскоре можно сказать Эмме, чтобы принесла ужин.

А пока налил себе большой бокал виски из хрустального графина и уселся в кресло.

Что ж, он сам взвалил на себя эту ношу, принял ответственность за человека.

Надвигающаяся ночь не сулит ни удовольствия, ни сна.

Глава 3

Тело Рейвен изгибалось от прикосновений возлюбленного в отчаянной попытке удержать его руки, чтобы испытать облегчение. Все чувства были обострены, кожа натянута до предела, боль внизу живота казалась невыносимой.