Джулия Гарвуд - Благородный воин Страница 8

На второй день он несколько раз оставлял ее наедине с бароном, и Элизабет поняла, что ей все же удалось заслужить доверие рыцаря.

…Это случилось на вторую ночь. Девушка не спала у постели сэра Джеффри и решила обтереть его лоб.

Сон воина теперь казался спокойным, дыхание сделалось глубже. Элизабет была довольна тем, как он поправлялся, хотя ее слегка тревожило, что лихорадка пока не отпускала больного.

– Что ты за человек? – прошептала девушка. – Тот, кому столько людей хранят свою верность? – Тишина убаюкивала, и она опустила веки, а когда вновь взглянула на рыцаря, вздрогнула от неожиданности: ее внимательно изучали темно-карие глаза.

Машинально она потрогала лоб мужчины. Тот перехватил ее запястье левой рукой и медленно, но без видимых усилий притянул к себе. Грудь Элизабет оказалась прижатой к его широкой груди, губы – в дюйме от его рта.

– Храни меня, прекрасная нимфа, – вдруг проговорил он.

Элизабет улыбнулась. Слова, без сомнения, были сказаны в бреду. Девушка и рыцарь смотрели друг на друга целую вечность. Но вот другая рука барона обхватила ее затылок, нежно надавила, и их губы встретились.

Его губы были жаркими и податливыми, и Элизабет их прикосновение понравилось. Но как только девушка это подумала, целомудренный поцелуй прекратился, и они снова стали изучать друг друга.

Девушка не могла оторвать взгляда от его глаз – глубоких, темных и бархатистых. Их бездонность зачаровывала.

Словно уверенный в своей безнаказанности ребенок, Элизабет расхрабрилась и дала волю невинному любопытству – провела пальцами по его лицу и волосам. Они показались удивительно мягкими, и руки невольно принялись массировать кожу. Оба по-прежнему смотрели друг на друга. И если бы в Элизабет было больше проницательности, она бы поняла, что лихорадка отступила.

Подчиняясь необъяснимому порыву, она притянула голову рыцаря к себе и нежно коснулась губами его губ. Но неискушенная в любви, она не представляла, что делать дальше, и, словно совершающий первые шаги малыш, пробовала то одно, то другое. По телу разлилась жаркая дрожь, и Элизабет наслаждалась новым ощущением.

Любопытство было удовлетворено, и она уже собиралась отстраниться, но в этот миг руки рыцаря ожили, объятия окрепли, рот стал требовательным, язык, проникая внутрь, настойчиво ласкал ее полураскрытые губы. Тело девушки моментально отреагировало на его чувственный призыв, его язык встретился с ее, начав вечную, как мир, дуэль. Элизабет и не подозревала, что в ее теле таятся такие чувства, но теперь они властно заявили о себе. Ее больше испугал не порыв Джеффри, а собственная реакция, и она быстро выскользнула из его слабеющих объятий. Потерла припухшие губы, стараясь справиться с дрожью.

Элизабет боялась смотреть барону в лицо, ее щеки пылали от смущения.

Лишь через несколько минут она заставила себя опустить глаза и с облегчением вздохнула – рыцарь спал.

Девушка тихонько рассмеялась:

– У тебя жар, милорд. Лихорадка пройдет, и ты все забудешь.

К ее ужасу, воин улыбнулся.

Глава 2

Барон проснулся на шестой день.

Пелена навеянного лекарствами сна спадала неохотно, и пробуждающееся сознание сбивалось и путалось. Открыв глаза, сэр Джеффри попытался охватить взглядом пространство у постели, лихорадочно вспоминая, как здесь очутился. Все казалось до боли знакомым и в то же время чужим. Перед глазами вспыхнули картины сражения, но что было потом, вспомнить не удалось.

Чертыхаясь от бессилия, барон перекатился на спину. Полыхнула боль, он глубоко вздохнул, пытаясь унять судорогу. Лишь потемнели зрачки, но изо рта не вырвалось ни звука – воин давно привык побеждать боль. Застонать значило проявить слабость. А именно несгибаемая, железная воля составляла могущество лорда Джеффри. Ее противоположность – слабость – он ненавидел; слабость была уделом ничтожных людишек.

– Добро пожаловать в мир живых, милорд.

Грубый голос верного вассала согнал с его лица гримасу сосредоточенности. Уж теперь-то он получит ответы на все вопросы. Заметив, насколько Роджер изможден, барон удовлетворенно кивнул: преданный вассал явно не смыкал глаз у его постели, и его верность обрадовала господина.

– Какой сегодня день? – спросил Джеффри хриплым голосом.

– Шестой, считая день, когда вас ранили.

Блуждающий взгляд приковало висящее над камином знамя. Он долго-долго изучал вышивку, и внезапно все мысли затмило видение. Она настоящая, она живая. Ярко, как зарождающийся день, в сознании вспыхнули сцены того, что случилось в комнате.

– Где она?

– Разве вы помните? – удивился Роджер.

– Да, – тихо ответил барон. – Приведи ее сюда. – Твердость приказа прозвучала неожиданным контрастом мягкому тону признания.

– Она исчезла.

Бешеный крик был слышен далеко во дворе. Он пугал и в то же время радовал сердце, показывал, насколько разгневан барон, и вместе с тем свидетельствовал, что господину значительно лучше. Роджер привычно встречал словесные удары, прекрасно зная, что поток ругательств вскоре иссякнет и он получит возможность все объяснить. Лорд Джеффри вспыхивал моментально, но человеком он слыл справедливым.

Надо выждать, ухмылялся про себя верный вассал, а потом уж излагать дело.

– Рассказывай все с начала! – наконец приказал сэр Джеффри.

Роджер заговорил быстро и перевел дух лишь тогда, когда закончил рассказ. Хотя он служил господину уже пять лет, но до сих пор терял способность складно мыслить, когда видел его в таких расстроенных чувствах.

– Милорд, я пошел бы на сделку и с дьяволом, только бы спасти вашу жизнь, – заверение прозвучало, как жаркая клятва, и барон не обиделся на друга – верность Роджера не вызывала сомнений. – Я все же хотел узнать, где она живет, – продолжал вассал, – но кого бы ни спрашивал, никто ничего о ней не знает.

– Они говорили правду?

– Не думаю. Скорее старались ее защитить. Но не понимаю зачем.

– А этот мальчик, о котором она просила… Приведи-ка его сюда.

Усилием воли лорд Джеффри подавил разочарование и тревогу: девушка одна, беззащитная за стенами замка…

Роджер поспешил передать приказ часовому.

– Мальчишка хотел улизнуть, – покачал он головой. – Охрана перехватила слугу девицы, который пытался увести его отсюда. Слугу я допросил, но он молчит. И я решил дождаться, когда вы придете в себя, чтобы во всем разобраться.

– Мальчик расскажет мне все, – сказал Джеффри.

– Но он по-прежнему не говорит, милорд. Как же…

– Нечего задавать вопросы, – резким тоном прервал барон. – Я должен все знать.