Барбара Бенедикт - До конца своих дней Страница 8

К сожалению, это было правдой. Пять лет тому назад голубое муслиновое платье висело бы на Эдите-Энн, как на вешалке, но теперь ее формы округлились. Даже цвет лица у нее стал лучше. Никто бы не назвал ее первой красавицей Луизианы, но эта девушка с русыми волосами и янтарными глазами совсем не была похожа на того гадкого утенка, которого помнила Гинни.

Позади в дверях показался Гамильтон Колби, их сосед и друг.

– Как я рад тебя видеть, Гинни! – радостно сказал он и начал трясти ей руку. – Мы с Эдитой-Энн как раз недавно говорили, что без тебя в Луизиане стало скучно.

На этот раз Гинни улыбнулась от всего сердца. Как и Ланс, Гамильтон в детстве проводил много времени у Маклаудов, и они всегда хорошо к нему относилась. Он был длинный и нескладный и часто говорил невпопад, но он был добрый человек и надежный друг. Заметив, как он не сводит глаз с Эдиты-Энн, Гинни подумала, что за время ее отсутствия Гамильтон, кажется, проникся к ее кузине больше чем дружескими чувствами.

Та, впрочем, этого, по-видимому, не замечала. Оставив его в гостиной с отцом, она сказала, что проводит Гинни в ее комнату.

Гинни прекрасно могла бы подняться по лестнице и одна, присутствие кузины создавало у нее ощущение, будто она гостья в своем собственном доме. А впрочем, нет, это дом заставлял ее чувствовать себя здесь чужой. В нем стоял затхлый дух помещения, в котором никто не живет, и во многих комнатах мебель была накрыта чехлами. Может быть, дядя Джервис собирается провести здесь только одну ночь, но мог же он привезти из Розленда пару служанок, чтобы за ними было кому ухаживать. Как она будет одеваться к балу, если ей никто не будет помогать?

Оказавшись одна в своей комнате, Гинни принялась ходить по ней взад и вперед, дожидаясь, когда же Ланс привезет ее вещи. Надо их вынуть, проветрить, решить, какое платье надеть на бал. И тут к воротам подъехала карета.

Она побежала навстречу Лансу вниз по лестнице. Но, увидев огорченное выражение его лица, остановилась на нижней ступеньке и оглядела прихожую. Она была пуста.

– Где же мои сундуки?

– Произошло небольшое осложнение.

– Осложнение?

Гинни ухватилась за перила лестницы, и у нее закружилась голова.

Ланс шагнул к ней с успокаивающей улыбкой.

– Дело в том, что твой пароход отплыл в Аргентину. Но не огорчайся. Он вернется в декабре.

– Что, мои вещи плывут в Южную Америку? – Гинни чувствовала, что срывается на крик, но ничего не могла с собой поделать. В этих сундуках были все ее бальные платья и туфельки, ее ленточки, веера и фижмы.

– Я и саквояж не смог найти. Говорят, что его унес какой-то человек.

Гинни махнула рукой: что там саквояж, когда она лишилась всех своих нарядов.

– Он мне его вернул. Саквояж у меня в комнате. Лицо Ланса прояснилось.

– Вот и прекрасно. Значит, ты сможешь пойти на бал к Фостерам.

Но у Гинни осталось только три платья – зеленое, которое было на ней, и еще два. Но ни под одно у нее не было фижм, и оба были слишком теплыми для жаркого Нового Орлеана. Мало того, что она в них запарится, не может же она пойти на бал в старом, немодном платье!

И тут в прихожую вышла ее кузина в своем изящном муслиновом платье. Ланс кинул на нее восхищенный взгляд, от которого Гинни стало нехорошо.

– Что-нибудь случилось? – спросила Эдита-Энн, подходя к Лансу. – Надеюсь, твоя мама не велит тебе возвращаться в Белль-Оукс?

Гинни знала, что, если бы требующая беспрекословного повиновения мать Ланса велела ему возвращаться домой, его бы тут уже не было. «Не говори глупостей!» – чуть не сказала она кузине, но тут Ланс взял Эдиту-Энн за руку и успокаивающе по ней похлопал.

– Не волнуйся, – сказал он ей. – Просто мы с Гинни обсуждали потерю ее сундуков. Она считает, что теперь не сможет пойти на бал к Фостерам.

– Ну как же, Гинни, там будет так весело! – воскликнула Эдита-Энн, явно думая не столько о Гинни, сколько о том, как ей самой будет весело в ее отсутствие. И она стала перечислять развлечения, которые их ожидали у Фостеров, обращаясь при этом к одному Лансу, точно Гинни вовсе не было рядом.

Глядя, как человек, которого она любила всю жизнь, весело перешучивается с ее кузиной, Гинни почувствовала укол ревности. Да, дядя Джервис прав, действительно за истекшие годы многое изменилось. Эти двое, кажется, не только перестали ссориться, но даже нашли общий язык.

И вдруг потеря сундуков показалась Гинни пустяком. Она, Гиневра-Элизабет Маклауд, первая красавица округи, может пойти на бал хоть в мешке из-под картофеля. Ланс принадлежит ей – всегда принадлежал и всегда будет принадлежать, – и она не позволит ни кузине, ни кому другому увести его у себя из-под носа.

Патрик глянул на Джуда, который сидел на другой стороне прыгавшей по колдобинам телеги. Джуд явно злился, что их отсылают обратно на остров. Зная, что, когда Джуд впадает в злость, надо ждать неприятностей, Патрик заговорил об удовольствиях, которые их ждали дома.

– Как хочется половить рыбу, – сказал он, заставляя себя улыбнуться. – И Гемпи мы давно не видели.

Джуд злобно оскалился.

– За столько времени первый раз собрались в Новый Орлеан, и вот пожалуйста – уезжаем раньше сроку. И все из-за этой неуклюжей коровы.

– Да брось, долго мы там все равно не пробыли бы. Нам опасно показываться в городе.

– Может, и так, но все равно во всем виновата она. Не начни она орать, никто бы нас не заметил. И что хочешь говори, а медальон зря отдали. Так ей было бы и надо!

– Но это же воровство! – потрясенно воскликнул Патрик. – Ты же знаешь, что мама не разрешала нам брать чужое...

Патрик тут же пожалел о своих словах, потому что лицо Джуда вдруг окаменело, с ним всегда это делалось, когда кто-нибудь упоминал их покойную мать. Хорошо хоть, что младшие мальчики спят в соломе рядом. Хотя после смерти матери прошел уже год, они все еще не перестали по ней горевать.

– А ты видел портрет в медальоне? – тихо спросил Джуд. – Правда, эта леди немного похожа на нашу маму?

Больше Джуд не сказал ничего, но Патрик все понял. Трудно жить без мамы.

Он посмотрел на звезды и мысленно произнес молитву, которую часто повторял. Патрик считал, что где-то на белом свете должна быть женщина, которая сможет заменить им маму.

– Господи, – молился он, – пошли нам новую маму. Я обещаю ее любить.

Глава 3

Эдита-Энн стояла в затененном углу танцевальной залы у Фостеров и наблюдала за Гиневрой-Элизабет. Ее чуть ли не трясло от негодования. Она так долго мечтала об этом вечере, так тщательно причесалась и оделась – и вот появилась Гинни, и все оказалось ни к чему.

Танцевальная зала была украшена серпантином, и в ней стоял сильный аромат камелий и гвоздик, но Эдита-Энн не замечала их запаха. Небольшой оркестр играл в углу, мимо нее проносились танцующие дамы в дорогих платьях всевозможных цветов, но внимание Эдиты-Энн было сосредоточено на Гинни, которая флиртовала напропалую с Лансом и его друзьями. Каждый взрыв смеха пронизывал сердце Эдиты-Энн, каждая улыбка заставляла ее зеленеть от зависти.