Серж Голон - Анжелика Страница 8

– Не бойтесь, дети, – сказал старый барон, – наверно, Гийом прогоняет какого-нибудь нищего…

Но Анжелика уже выбежала на крыльцо.

– На дядюшку Гийома напали, ему угрожают! – прокричала она оттуда.

Прихрамывая, барон заковылял за своей ржавой шпагой, Гонтран схватил арапник. Выйдя на крыльцо, они увидели старого слугу, вооруженного пикой, а рядом с ним Анжелику.

Противник был поблизости, хотя и недосягаем, поскольку находился уже по другую сторону подъемного моста, но все еще хорохорился. Это был высокий детина с изможденным от голода лицом, он задыхался от ярости. И в то же время старался держать себя в руках как представитель закона.

Увидев его, Гонтран тотчас же опустил арапник и потянул деда назад.

– Это сборщик налогов, он пришел за деньгами. Его уже много раз прогоняли…

Посрамленный чиновник – вид у него после схватки был весьма жалкий – продолжал медленно пятиться, но, заметив, что подкрепление в нерешительности, осмелел. Он остановился – правда, на почтительном расстоянии – и, вынув из кармана измятый во время сражения свиток, вздыхая, принялся любовно расправлять его. Затем с ужимками начал читать: предписывается барону де Сансе без промедления уплатить задолженность в сумме 875 ливров, 19 су и 11 денье за испольщиков, десятую часть сеньоральной ренты, королевский налог, налог на покрытых кобыл, «пыльное право» – пошлину за перегон скота по королевской дороге и пени за просрочку платежа.

Старый барон побагровел от ярости.

– Уж не думаешь ли ты, болван, что дворянин, услышав этот бред, тотчас же выложит деньги, словно простой виллан! – кричал он в бешенстве.

– Вы же знаете, что мессир барон, ваш сын, до сих пор довольно аккуратно платил ежегодные налоги, – низко кланяясь, проговорил чиновник. – Хорошо, я приеду еще раз, когда он будет дома. Но предупреждаю: если завтра в это же время я в четвертый раз не застану его и не получу денег, я немедленно подаю на взыскание в суд и ваш замок и вся мебель будут проданы, а деньги поступят в королевскую казну.

– Вон отсюда, прихвостень государственных ростовщиков!

– Мессир барон, не забывайте, что я состою на службе и могу быть также назначен судебным исполнителем.

– Чтобы быть исполнителем, нужно иметь решение суда, – вконец разгневался старый обнищавший дворянин.

– Если вы не уплатите, решение суда я вам обеспечу, это дело нехитрое, уж поверьте мне.

– Но чем, по-вашему, мы должны платить, если у нас нет денег? – прокричал Гонтран, увидев, что дедушка растерялся. – Раз уж вы судебный исполнитель, так можете сами убедиться, что грабители увели у нас жеребца, двух ослиц и четырех коров, а к тому же большая часть суммы, которую вы с нас требуете, – это подати, что должны внести испольщики моего отца. До сих пор он добровольно платил за них, потому что они бедны, но ведь он вовсе не обязан делать это. А во время последнего набега грабителей крестьяне пострадали еще больше нас, и едва ли после такого разбоя отец сможет погасить задолженность…

Рассудительные слова мальчика подействовали на чиновника больше, чем брань старого сеньора. С опаской косясь на Гийома, он сделал несколько шагов вперед и уже более мягким, почти сочувственным, но все же твердым тоном заявил, что его дело получать приказы фиска и передавать их. По его мнению, только прошение, направленное мессиром бароном через интенданта провинции в Пуату на имя генерального интенданта фиска, может задержать арест имущества.

– Между нами, – добавил чиновник, и эти слова вызвали гримасу отвращения у старого барона, – между нами, скажу вам, Что даже мое непосредственное начальство – прокурор или налоговый инспектор – не правомочно освободить вас от налогов или предоставить льготу. Но ведь вы дворянин, и у вас, должно быть, есть высокие связи, поэтому мой дружеский совет вам – используйте их!

– Я бы не счел за честь называть вас своим другом, – резко заметил старый барон де Ридуэ.

– А я говорю для того, чтобы вы передали это мессиру барону, вашему сыну. Нищета никого не щадит, так-то вот! Думаете, мне приятно, когда от меня все шарахаются, словно от призрака, да еще награждают тумаками, точно паршивую собаку? Ну, ладно, прощайте, не поминайте лихом!

Он надел шляпу и, прихрамывая, зашагал прочь, с грустью разглядывая порванный во время драки рукав своего широкого плаща.

В противоположную сторону, в замок, тоже прихрамывая, зашагал и старый барон, а за ним, молча, Анжелика и Гонтран.

Старый Гийом, проклиная воображаемых врагов, отнес свою древнюю пику к себе в логово, хранилище исторических обломков.

Вернувшись в гостиную, старый барон принялся расхаживать взад и вперед, и дети долго не решались заговорить с ним. Наконец в сумеречной тишине зала раздался голосок Анжелики.

– Скажи, дедушка… вот грабители оставили нам наши гражданские права, а этот человек в черном, не унес ли он их сейчас с собой?

– Иди к маме, девочка, – дрогнувшим голосом ответил старый барон.

Он отвернулся, сел в свое высокое кресло с вытертой обивкой и умолк.

Дети, попрощавшись, ушли.

Арман де Сансе, узнав, какой прием был оказан сборщику налогов, вздохнул и долго теребил клинышек своей седой бородки а la Людовик XIII.

Анжелика любила, хотя и несколько покровительственно, своего доброго и спокойного отца, на загорелый лоб которого повседневные заботы наложили глубокие морщины.

Чтобы поставить на ноги свей многочисленный выводок, этому потомку нищих аристократов приходилось отказываться от всех удовольствий, которым обычно предаются люди его положения. Он редко куда-нибудь выезжал и почти не охотился, в отличие от своих соседей-дворян, которые были не богаче его и находили утешение в том, что все свое время проводили за травлей зайцев и кабанов.

А барон Арман де Сансе целиком посвятил себя заботам о семье. Одет он был ненамного лучше, чем его крестьяне, и как от них, от него исходил резкий запах навоза и лошадей. Он любил своих детей. Они доставляли ему радость, и он гордился ими. В них он видел смысл своей жизни. Главное место в ней занимали дети. Второе – его мулы. Одно время он даже мечтал разводить у себя этих вьючных животных, которые были выносливее лошадей и крупнее ослов.

И вот теперь грабители угнали его лучшего жеребца и двух ослиц. Это было настоящее бедствие, и барон даже подумывал, не продать ли ему оставшихся мулов и те небольшие луга, которые он сохранял, чтобы их прокормить.

На следующий день после прихода сборщика налогов барон Арман де Сансе тщательно отточил гусиное перо и, расположившись за своим бюро, принялся сочинять челобитную на имя короля с просьбой освободить его от ежегодных налогов.