Барбара Картленд - Очарованная вальсом Страница 8

— Почему тебя так раздражают тайные службы? — мягко спросила она, коснувшись гребнем копны пышных волос. Ричард пристально и неотрывно, как вышедший на охоту тигр, следил за тем, что она делает. — Никогда не упускаешь случая пройтись на их счет!..

— Да, я очень не люблю всю эту систему, — отвечал Мелтон, выделив голосом последнее слово и любуясь ее волосами. — И мне противна мысль, что кто-то может шпионить, особенно ты.

— И кто же тебе сообщил, что я шпионю?

— Так уж получилось, что царь. Он с удовольствием как-то сказал вскользь, что ты его самая красивая и искусная шпионка.

Екатерина пожала плечами, тряхнув волосами.

— Напрасно беспокоишься. Как я уже говорила, те дни давно миновали.

— Но ты можешь ему вновь понадобиться.

— О, только не сейчас. Меттерних — его злейший враг. Но я сейчас ничем не могу быть полезна царю в этом смысле.

— Женщине следует подальше держаться от политики. И дипломатии тоже. Не играть в эти грязные и опасные игры.

Екатерина раскатилась смехом, и он серебряным колокольчиком прозвенел в просторной комнате.

— Эти слова я уже слышала не один раз. На самых разных языках.

Мужчина-тигр поднялся и неслышными шагами прошелся по комнате к креслу, где была брошена его одежда. Через секунду на нем был изящный темно-синий бархатный халат. Глядя в зеркало, как Ричард приближается к ней сзади, Екатерина невольно улыбнулась краями губ.

— Какой ты еще мальчишка, Ричард, — нежно сказала она.

— В канун Рождества мне исполнится двадцать пять, и я разочаровавшийся в жизни скептик, изгнанный из своей страны. Можно ли после этого считать меня слишком юным?

Екатерина вновь весело рассмеялась, откинув голову на спинку кресла, в котором она сидела у туалетного столика красного дерева. Ричард стоял сзади, положив руки ей на плечи. Чуть сжав ее шею, он приподнял душистые роскошные волосы.

— С тобой я чувствую себя юной, хотя ты моложе меня на целых шестнадцать лет, — тихо сказала она в ответ на его движения, — и этого мне достаточно… Я хочу чувствовать на себе мой любимый белый индийский муслин, такой прозрачный и невесомый, и твое тело, о, Ричард, тяжелое, мускулистое, но под которым я ощущаю себя в блаженном плену…

Ричард смотрел на ее белую шею, поддерживающую гордо посаженную голову, на отражавшееся в зеркале прекрасное обнаженное тело. Он быстро потянулся вперед, желая ухватить ее грудь, но Екатерина на этот раз кокетливо оттолкнула его.

— Нет, нет, продолжать мы сегодня не будем… — Она оглянулась, заискивающе ловя его взгляд. — Пора переодеваться к обеду. Царь будет искать тебя. Ты же знаешь, как он раздражается, когда слишком долго не знает, чем занимается каждый из нас!

— Если хочешь, я могу ему рассказать, — игриво предложил Ричард.

— Мой дорогой, он и так все узнает… Один из людей князя Волконского доложит ему, когда тебя видели входящим в мою комнату и когда ты из нее вышел…

— Чертов Волконский и его проклятая наглость! Когда-нибудь я сверну ему шею.

— И тебя в два счета выставят из России…

— Ничего, найдется еще с полдюжины стран, где я смогу найти для себя убежище. Но я не хочу расставаться с тобой, поэтому шея Волконского останется цела.

— Он будет тебе весьма благодарен за это… Кстати, ты все лучше и лучше говоришь по-русски. Очень правильно, что твоя мать выучила тебя русскому языку!

— Да, ты же прекрасно знаешь, что одна из моих бабушек — русская… Так что этот язык я унаследовал. Правда, сказать, что это наследство приносит мне деньги, я не могу, как ты видишь…

Ричард наклонился поцеловать Екатерину в обнаженное плечико.

— Я не хочу уходить, — шепотом сказал он ей в самое ухо. — Я знаю еще много русских любовных слов, которые ты всегда рада слышать, а также английских, немецких, французских… Но в коридоре сквозняк, и агент имперской секретной службы наверняка продрог до костей… Так что пусть уповает на мою заботу о нем…

Не говоря более ни слова и поплотней запахнув халат, Ричард рывком открыл дверь и громыхнул ею, переступая порог спальни.

Княгиня Екатерина негромко вздохнула. Ну что тут скажешь? Ричард — англичанин до мозга костей, привыкший жить легко и свободно, как все иностранцы. Об этом они уже говорили не раз, так же, как не раз ей приходилось сдерживать его, чтобы он не покалечил какого-нибудь слугу, которому приказали докладывать обо всех их передвижениях, или лакея, подслушивающего под дверью по приказанию Волконского.

А для Екатерины все это было привычной частью ее беспокойной жизни. В России шпионы были повсюду. Она хорошо помнила, что и ее муж, два года назад убитый в бою, князь Петр Багратион не раз негодовал по поводу соглядатаев, следивших за ним, куда бы он ни пошел.

Все то же самое и в этой Австрии…

Хорошо известно, что обо всем случившемся во дворце Хофбург, как и во всем городе, императору Францу ежедневно докладывает барон Хагер.

Да что там Австрия! В светских кругах было отлично известно, к примеру, вот такое — относительно Франции и французского писателя Бомарше, который писал веселые пьесы. Веселье в комедиях Бомарше было обманчивым. Текст его комедии «Женитьба Фигаро» был полон иносказаний, намеков и смешных ситуаций, но все догадывались, что речь в пьесе идет не о доме графа Альмавивы, а о Франции. Ядовитые намеки на веселую жизнь аристократии легко прочитывались в репликах и положениях. Бедного Бомарше даже посадили в тюрьму за эту его комедию еще до того, как комедию разыграли на сцене. И как это произошло? По доносу! Французский король Людовик XVI благодушно отдыхал за игрой в карты. И тут кто-то подсунул ему донос на Бомарше. Указ о его аресте король подписал на семерке пик… Бомарше, правда, удалось выпутаться и добиться разрешения поставить пьесу. Но вот они вам, версальские нравы!

Екатерина тоже была, можно сказать, агентом. В свое время ей довелось вскружить голову Клеменсу Меттерниху, будучи озабоченной необходимостью раздобыть у него секретные сведения, в которых нуждались рассчитывавшие на нее дипломаты. То, что она действительно влюбилась в него, делало ее задачу просто более легкой и увлекательной. И бесконечно, бесконечно приятной… И Екатерина, и Клеменс, плетя интриги, наслаждались взаимной любовью. И что с того, что про нее говорили, что она легкомысленна, безгранично чувственна, и известность ее в Европе скандальна?

Несмотря на производимое ею впечатление наивной и поверхностно-легкомысленной и беспечной — при всей ее красоте и невыразимой прелести, — Екатерина была беспримерно умна и умела с изощренным вкусом и пользой употребить ставшую известной ей одной тайную информацию. Ее ценили дипломатические круги всех европейских стран, где бы она ни появлялась. Блуждающая княгиня, Белая кошка, Обнаженный ангел… Россия, эта особенная страна, не похожая ни на какую другую, не была исключением — имя Екатерины, урожденной Скавронской, здесь знали, и оно привлекало к себе немалое пристальное внимание, поводы для которого были самые разные — от гневного осуждения до пламенного восхищения.