Карен Хокинс - Клятве вопреки Страница 8

— И все же…

— Что ж, если этот негодяй думает, что наша прошлая история имеет для меня большое значение, он сильно ошибается.

— Очень жаль, что тебе нельзя обратиться на Боу-стрит. Но, думаю, ты права: чем меньше людей привлечено, тем лучше.

— Мы уже сошлись на этом. — Маркейл положила руку бабушке на колено. — Нет смысла теперь сожалеть.

— Дорогая, мы все многим обязаны тебе. Хотя Бриггз никогда об этом не заговаривает, я знаю — с тех пор, как ты приехала в Лондон, мы перестали страдать от холода и у нас теперь всегда есть вкусная еда.

— Это полностью заслуга твоего верного слуги. Он великолепный снабженец.

— За эти годы я многому у него научилась, и мне досадно, что твой дедушка не сделал того же. — Бабушка с мечтательным выражением посмотрела на висевший над камином портрет красивого мужчины. — Жалко, что он не дожил до твоего рождения, Маркейл. Ты ему непременно понравилась бы. Он всегда восхищался женщинами с характером. А ты — именно такая.

— Я вся в тебя. Ведь недаром он женился на тебе, верно? — засмеялась внучка. — Придет день, и мы с тобой найдем уютный дом в провинции, где никому не будет дела до того, кто мы и что собой представляем.

— Ты откажешься от сцены? — Пристальный взгляд зеленых бабушкиных глаз остановился на внучке. — Просто так, без всяких сожалений?

— Ну не совсем, — неуверенно ответила Маркейл. — Это моя жизнь, и она доставляет мне удовольствие.

— Ты талантливее, чем когда-то была я. В прошлую среду я видела тебя в роли леди Макбет. Ты была великолепна, даже лучше, чем сама Сара Сиддонс.

— Бабушка, — всплеснула руками Маркейл, — никто никогда не превзойдет ее. Хотя она ушла со сцены десять лет назад, все актрисы еще ощутимо чувствуют ее присутствие.

— Сара Сиддонс была очень хорошей актрисой. Я это знаю, потому что работала с ней. Но на прошедшей неделе ты играла лучше. И я не могу не гордиться твоим талантом.

— Спасибо, не могу выразить, как много это значит для меня. — Маркейл взглянула на каминные часы. — Мне хотелось бы еще побыть с тобой, но пора идти. В записке, которую я получила сегодня утром, указано, что я должна доставить достопримечательность в гостиницу в Саутенде. Всего через три дна я снова обязана быть на сцене, так что мне нужно выехать сегодня же.

— Саутенд? Мне это совсем не нравится. Прошу тебя, будь осторожна.

— Не беспокойся, бабушка, со мной все будет хорошо, как всегда. — Маркейл встала и поцеловала снежно-белый лоб. — Как только вернусь, мы пообедаем вместе.

— Я буду ждать. Пожалуйста, дай мне знать, что все в порядке. Иди, положи конец этому делу.

Старушка помахала ей рукой.

Обняв на прощание бабушку, Маркейл немного подождала в парадном холле, пока Бриггз вызовет наемный экипаж. Когда тот подъехал, она тщательно опустила вуаль и, быстро сев в него, предоставила Бриггзу сообщить кучеру место назначения — угол улицы за несколько квартаной от ее дома.

Помахав верному слуге, Маркейл откинулась на вытертые подушки и задумалась о предстоящем путешествии. Экипаж тарахтел по улице, потом свернул за угол и направился к Гайд-парку.

Неподалеку мужчина, похожий на рабочего, одетый в темно-коричневую куртку и серые брюки, наблюдал за вереницей экипажей и толпой народа, кружащих вокруг него и его лошади. Они казались скалой посреди бурного потока.

Бесстрастным взглядом он взглянул на проезжавший мимо него наемный экипаж, а когда тот готовился свернуть в конце улицы, тихо сказал что-то лошади, вскочил в седло и последовал за скрывшейся за углом коляской.

Глава 4

Письмо Майкла Херста брату Уильяму с корабля, проходящего Гибралтар.

«Мне больно признаваться, но я никудышный морской путешественник. Я не покидаю своей койки с тех пор, как мы вышли из порта древней Александрии.

Если бы не мисс Смит-Хотон с ее проклятыми лекарствами, я бы уже спал.

Но так как я еще в состоянии сидеть и писать, то пытаюсь понять, почему ты способен находиться в море так долго, а мой желудок протестует, если я просто ставлю ногу на палубу корабля. Меня заинтересовало, какие наклонности даются человеку при рождении, а какие вырабатываются по желанию. Видишь, в море можно даже сделаться философом».

Дождь стучал по булыжникам, заполнял впадины и пропитывал все чулки и подолы юбок, до которых мог добраться. Поливаемый ливнем экипаж подъехал к большому дому в классическом стиле на Сент-Джеймс-стрит, где холостяки снимали богатые апартаменты. Из открывшейся дверцы вышел мужчина и, жестом отпустив коляску, быстро пошел сквозь пелену дождя. В мгновение промокнув, он остановился в холле, чтобы стряхнуть воду, собравшуюся на жестких загнутых полях шляпы, и, сняв накидку, сильно потряс ею, прежде чем войти в свои апартаменты.

— Сэр!

Когда появился Уильям, дворецкий как раз подходил к дверям гостиной. Липптон поставил поднос, на котором стояли большой графин с виски и более маленький — с хересом, — а также пять бокалов, и поспешил взять у него накидку.

— Она насквозь промокла, — недовольно поморщился дворецкий, почувствовав тяжесть мокрой шерсти.

— Мне пришлось практически вплавь добираться сюда.

Погода соответствовала настроению Уильяма — мрачному и яростному. Он до сих пор ощущал горький вкус поражения после визита Маркейл в его каюту, хотя с тех пор прошло уже больше недели.

…Когда он, наконец, смог дотащиться до двери, то призвал на помощь своих людей, чтобы задержать воровку, но безрезультатно. Маркейл благополучно сошла с его корабля, помахав на прощание ничего не подозревающей команде. Он послал несколько моряков проверить гостиницы у пристани, но ее так и не нашли.

Уильяма приводило в бешенство, что его одурачили на его же собственном корабле, но еще больше он злился из-за того, что сделала это именно его бывшая возлюбленная.

Как только рассвело, они отплыли в Лондон, но по пути попали в шторм, который задержал их возвращение и рассеял последние остатки его самообладания.

Когда корабль, наконец, вошел в порт, опоздав на два дня против расписания, Уильям послал за своим экипажем и отправился в центр Мейфэра, прямо домой к Маркейл. Внушительное здание высотой в четыре этажа имело портик, который охраняли парные львы, установленные на декоративных пьедесталах. Дом словно специально выставлял себя напоказ, так как считалось, что он был куплен с единственной целью — удержать строптивую любовницу.

Эта мысль смешала гнев Уильяма с горечью. Хотелось силой ворваться и потребовать вернуть украденную у него столь дерзким способом реликвию, но дом был полон рослых, здоровых слуг, а он не был готов снова потерпеть поражение.