Лаура Кинсейл - Цветы из бури Страница 8

Мэдди очень хотелось спросить у него, сколько стоит та замечательная ткань, которой обтянуты стулья, но у нее не поворачивался язык. В строгих квакерских домах не было такой роскоши, как раскрашенный ситец или живопись на стенах. Единственной картиной в доме Тиммсов был неуклюжий рисунок, изображавший невольнический корабль, напоминавший о людских страданиях. Пока она разглядывала орнамент на стенах, Жерво заговорил:

— Давно ли вы потеряли зрение, мистер Тиммс? — спросил он.

Мэдди замерла, удивленная таким прямым вопросом. Но отец мягко ответил:

— Много лет назад. Почти… пятнадцать, правда Мэдди?

— Восемнадцать, папа, — сказала она тихо.

— А, — он кивнул. — И каждый из этих лет я прожил нормально благодаря тебе, Мэдди, моя девочка. Жерво сидел спокойно, положив локоть на ручку кресла. Его подбородок опирался на кулак.

— Получается, вы не видели свою дочь с тех пор, как она была ребенком? Ведь так? — спросил он. — Вы позволите, я расскажу, какая она?

Мэдди не была готова к такому предложению. Но на лице Тиммса появился интерес. Все ее возражения умерли, когда она услышала слова папы.

— Ты действительно этого хочешь? Действительно?

Жерво смотрел на Мэдди. Она почувствовала, как щеки запылали жаром. Он улыбнулся и сказал:

— С удовольствием.

И наклонил голову, вглядываясь в нее.

— Мы заставили ее покраснеть. Очень красиво. Я думаю, именно так туман краснеет на рассвете. Вы помните, что я имею в виду?

— Да, — сказал Тиммс совершенно серьезно.

— Ее лицо выражает достоинство, но не строгость, оно чуть мягче. Она так изумительно вскидывает подбородок, что заставляет мужчин замолкать. Она выше вас, хоть и не намного, но кажется высокой. Правда, если сравнивать со мной… Она на целых пять дюймов ниже шести футов, — сказал он рассудительно. — Мне кажется, у нее цветущий, здоровый вид. Она не толста, но и не худа.

— Напоминает хорошую молочную корову! — отозвалась Мэдди.

— Сейчас о цвете ее лица можно сказать, что он близок к светлому кларету. Щеки и шея тоже. Если судить о коже, то она немного бледновата.

Приложив руку к груди, Мэдди подумала, что вырез на платье, наверно, слишком большой.

— Папа… — она посмотрела на отца, на губах которого застыла улыбка.

— Ее волосы, — продолжал Жерво, — при свечах отливают золотом. Да нет, не золотом. Еще богаче. Они похожи на свет, проходящий через темный эль, когда вы его разливаете. Она заплела косу и уложила ее вокруг головы. Я уверен, она хотела достичь эффекта строгости и совершенно не осознавала, что из этого получится. О! Хочется представить себе волосы распущенными и почувствовать их между своих пальцев.

— Не нужно так шутить, — тихо попросил Тиммс.

— Простите меня, мистер. Трудно сдержаться. Так вот, форма носа говорит об особенностях характера. Не думаю, что можно назвать его совершенным. Однако очень решительный… Носик девушки. Носик леди. Прекрасно гармонирует с подбородком. Но глаза… Я боюсь, что глаза полностью разрушают все мои представления о… ней. У нее очень хорошенький ротик, хотя она нечасто улыбается. — Он сделал глоток вина. — Но будем откровенны. Я видел, как она не раз улыбалась вам, чего нельзя сказать обо мне. А глаза то ли золотистые, не то карие… глаза газели. Вы думаете, что смотрите на меня строго, мисс Тиммс? Нет… — Он покачал головой. — Мисс Тиммс, приношу вам свои соболезнования, у вас не получается строгого взгляда старой девы. Из-под ваших замечательных ресниц на меня смотрят прекрасные глаза.

В его доме, за его столом Мэдди казалось невозможным высказать все негодование, вызванное его рассуждениями. Но ее отец был явно взволнован.

— Мэдди, — прошептал он. — У тебя взгляд твоей матери…

— Конечно, папа, — сказала она беспомощно. — Разве никто не говорил тебе об этом?

— Нет, никто.

Он произнес это, не выражая никаких чувств, но в отблеске свечей стали отчетливо видны слезы на глазах старика.

— Папа, — сказала она, дотронувшись до его руки. Он погладил руку дочери и, пальцами коснулся ее лица, затем медленно провел по щекам и ресницам. Она непроизвольно сжала руки, почувствовав, что готова заплакать.

Ее отец выглядел счастливым, как будто он увидел впервые дочь после восемнадцатилетней разлуки.

— О! Спасибо, Друг, — Тиммс повернул лицо к герцогу. — Благодарю за один из самых лучших дней в моей жизни.

Жерво не ответил. Он как будто ничего не слышал. Герцог смотрел на скатерть. Его синие глаза казались задумчивыми, на лице застыла грустная улыбка.

Глава 3

«Ничего красивого нет в утреннем тумане, вопреки извечному утверждению. Ничего поэтичного, — подумал Кристиан. — Все бело-серое. Трава мокрая и темная, голоса неприятно режут раннюю тишину».

Он мог слышать даже свое дыхание, когда брал пистолет из шкатулки, предложенной Дарэмом.

Он не думал о смерти этим утром, а тем более не собирался никого убивать. Чувствуя себя виноватым, Кристиан считал для себя делом чести просто встать под выстрел. А там будь что будет. Он сам обязан выстрелить в воздух. Так… Сазерленд может попасть в него. Да. Скорее всего, так и будет. Но Кристиан не думал, что может умереть.

Ему показалось странным такое состояние. Полтора десятка лет назад он стоял под огнем дуэльного пистолета. Первый раз в жизни, в семнадцать лет. Тогда его еще можно было извинить за уверенность в собственной неуязвимости. Но сейчас Кристиан посмотрел вокруг… Светлеющее небо, молодые листочки на деревьях… Ему показалась невозможной мысль, что он все это видит последний раз в жизни…

Если ранят, то… об этом он решил тоже не думать. Кристиан почувствовал, как учащенно забилось сердце, когда он вышел на площадку, даже не оглянувшись на шедшего рядом Сазерленда.

Вялый, апатичный голос Дарэма дал команду остановиться.

Кристиан повернулся.

Сазерленд поднял пистолет. Кристиан видел в лице противника желание убить его. Этот человек намерен совершить казнь. Он жаждет мести. Кристиан почувствовал свой учащенный пульс, отдававшийся в ушах.

— Джентльмены, — произнес Дарэм, поднимая носовой платок…

Боль пронзила голову Кристиана. Дикая, странная боль. Он взглянул на Сазерленда, дважды моргнул, не понимая, почему он не слышал выстрела, сразившего его.

Дарэм снова заговорил. Кристиан не слышал его слов. Лицо Сазерленда было перекошено, он что-то кричал. Кристиан ничего не понимал, но Сазерленд держал пистолет, нацеленный в него.

Кристиан пытался поднять правую руку. Он покосился на Сазерленда, стараясь что-либо увидеть. Дарэм произнес какое-то слово. Из его пальцев упала на землю бледная ткань.