Сабрина Джеффрис - Не соблазняй повесу Страница 82

– За мужчин, замкнутых в подземных туннелях, где они задыхались без воздуха.

Он кивнул:

– Я считаю, что Дартмур обозначил начало всех моих бед. Если бы не тюремное заключение, я был бы дома и сумел помочь своим родным. Фрайер не был способен украсть деньги, а если бы и украл, то я успел бы его задержать до того, как он начал их тратить, и спас бы честь моего отца.

Лукас умолк и о чем-то задумался.

– Но, по правде сказать, – продолжил он, – после окончания войны я бы мог застрять и в другом месте. Морские пехотинцы вернулись в Алжир в 1815 году. Могли меня удержать вдали от дома и другие события, особенно потому, что я никогда особо не стремился состоять при родителях и быть свидетелем их бесконечных ссор. Дартмур не есть начало моих бед – это лишь одна из трагедий войны. – Прерывистое дыхание сотрясало Лукаса. – Это и есть самое трудное и самое страшное. Некого винить и некого карать.

– Даже Теодора Фрайера? – помедлив, спросила Амелия.

– Даже его, – ответил Лукас с невеселой улыбкой. – Ведь он умер, как ты знаешь.

Амелия тесно прильнула к нему.

– Он Мертв, как и это вот место. – Лукас поглядел на заржавленный замок на воротах. – Я ожидал увидеть здесь все, как в те времена, когда был узником этой тюрьмы, – марширующих солдат в красных мундирах и заключенных в мешковатых, уродливых желтых куртках. Но разумеется, этого быть не могло. Потому что жизнь продолжается. – Он указал жестом на сорные травы, растущие в щелях заброшенных стен. – Время разрушает все.

– Не все, – тихо проговорила Амелия. – Оно не может убить любовь.

– Да, только не любовь. – Лукас повернул ее лицом к себе и прижал ладонь к ее щеке. – Вот зачем я здесь сегодня: хочу убедиться, что оставил все это позади, и понять, тот ли я человек, который тебе нужен.

– И что же ты решил? – спросила Амелия еле слышно.

– У меня нет выбора. Я люблю тебя, Амелия. – Он глянул в ее глаза, полные нежности и печали. – Я не смогу прожить без тебя ни одного дня. Если удержать тебя означает забыть прошлое, я постараюсь его забыть.

Сердце Амелии преисполнилось радостью.

– Я не прошу тебя забыть твое прошлое, любимый. Я прошу лишь о том, чтобы ты не позволил ему разрушить твое настоящее. – Она обвила руками его шею. – И наше будущее.

– Не позволю, – пообещал он и поцеловал ее с любовью.

Покашливание кучера напомнило Амелии, что они не одни, и она отстранилась, покраснев.

– Нам, наверное, пора вернуться в более уединенное место.

– Скажем, в консульство в Марокко? – произнес он с вопросительной интонацией.

Амелия подняла на мужа удивленные глаза.

– В почте, ожидавшей меня в Лондоне ко времени нашего возвращения из Шотландии, было письмо с предложением занять там пост американского консула. Я прочел его только рано утром, перед отъездом во Францию.

– Ты имеешь в виду то утро, когда ты удалился, даже не попрощавшись со мной? – спросила она лукаво.

Лукас виновато улыбнулся:

– Я боялся тебя разбудить, боялся, что зрелище твоего нагого великолепия лишит меня решимости, хоть ты и называла меня своим большим и сильным солдатом. Ведь было такое?

Амелия положила ему на плечи руки.

– Но ты и есть мой самый большой, самый сильный солдат.

– Вскоре готовый стать твоим большим и сильным консулом. – Озорной огонек промелькнул в его взгляде. – Если надоедливая жена, которой я обзавелся и которая злится, если я принимаю какое-нибудь решение против ее воли, на это согласится. Потому я и не ответил до этих пор на письмо. – Он посерьезнел и продолжал: – Я знаю, что ты любишь приключения, дорогая, но после всего, через что мы прошли со времени нашего знакомства, жизнь за границей может в некоторой степени утратить свою привлекательность. Условия могут оказаться примитивными, а поскольку твое приданое уйдет на частичное возмещение того, что украл Фрайер, наш бюджет будет скромным. Мы не сможем себе позволить...

– Лукас... – заговорила она с укором, но он продолжал:

– Я только хочу сказать, что глиняная посуда, которую мы будем приобретать, – это единственное, что мы можем найти на дешевых базарах Танжера.

Танжер! Уже одно это слово вызывало представление о мозаиках, о раковинах каури и о восхитительно опасных путешествиях по пустыне.

– Я смогу поехать на верблюде?

Лукас заулыбался:

– Если захочешь, дорогая. И черт побери, милая, если уж ты согласна жить со мной в Марокко, то я почти уверен, что ты привыкнешь есть верблюжатину.

– Проехаться на одном из них вполне для меня достаточно, благодарю тебя. Очень хорошо, я согласна с тем, чтобы ты занял этот пост, но при одном условии.

– И какое же это условие?

– Не жди от меня, чтобы я была покорнойженой.

Лукас рассмеялся и, взяв ее под руку, повел к карете.

– Я не думаю, что смог бы жить с тобой, если бы ты была такой. Последний случай едва не убил меня.

– Правда? – Перед мысленным взором Амелии пронеслись возможные сцены их будущих ласк. – Ну тогда...

– О нет, не надо! – прорычал он, подсаживая ее в карету. – На этот счет ты тоже оказалась права, дорогая моя. Мне вовсе не нужна покорная жена. – Он усадил ее на сиденье и обнял. – Я хочу, чтобы у меня была любящая жена.

– Благодарение Богу. Потому, мой супруг, что такая у тебя уже имеется.

Эпилог

Дорогой кузен!

На прошлой неделе я получила очаровательный подарок от Амелии Уинтер – чайник в виде верблюда. Она также сообщила, что снова ждет ребенка. Утверждает, что майор Уинтер просто восхитителен и что он не ограничивает слишком строго ее передвижений. Зная нашу Амелию, можно с уверенностью сказать, что при всех обстоятельствах она поставит на своем.

Ваш друг

Шарлотта.

Солнце уже склонялось к горизонту на запад от Танжера, когда шум в холле здания американской дипломатической миссии побудил Лукаса отойти от распахнутых французских дверей-окон в его новом кабинете. Через несколько секунд его жена и кареглазая дочка Изабелла буквально ворвались в комнату; за ними следовала молоденькая нянька-марокканка, которую наняли вскоре после того, как Амелия узнала, что ждет второго ребенка.

– Где это вы были, юная леди? – спросил Лукас, сделав строгую мину, хотя его не в меру озорная дочка уже смеялась во весь рот, а ее каштановые кудряшки так и подпрыгивали. – Только не говори мне, что ты убежала от беды.

– Никакой беды, папочка! – заявила шалунья. – Приключение!

Лукас не знал, смеяться ему или огорчаться. Его маленькой радости нет еще трех лет, а она уже выговорила слово «приключение», хоть и шепеляво. Он посмотрел на довольную ухмылку своей супруги и поднял одну бровь.