Франсуа Деко - Приданое для Анжелики Страница 86

— А ты что здесь делаешь? Задание выполнил?

Охотник сдержанно кивнул.

— Девчонка у меня. Это наживка. Жду жениха.

— Ну так иди и жди!

Его тронули за плечо. Это был Спартак.

— Пусть будет. Не отвлекайся.

— Ох, торопитесь вы, — посетовал Аббат, прошел и сел.

— Что с векселями? — тут же сварливо поинтересовался Сулла.

— А дело уже не в них. — Аббат положил руки на стол и пристально посмотрел Сулле в глаза. — Проблема в том, что вы сдались.

— Можно поставить вопрос и по-другому, — подал голос Спартак. — На сколько дней у тебя ресурсов?

Аббат ободряюще кивнул.

— Хороший вопрос. Но давайте сэкономим время. Я сам укажу на главные моменты.

Члены совета переглянулись и закачали головами. Аббат определенно возомнил о себе не по чину. Но так и впрямь было быстрее.

— У нас два провала, — сразу перешел к делу Аббат. — Мы утратили колонии, поэтому нам нечем торговать, и воюем со всей Европой, поэтому нам не с кем торговать.

Члены совета недовольно заворчали, но возразить было сложно. Аббат и впрямь сказал основное.

Он поднял руку, привлекая внимание, и продолжил:

— Но представьте, что колонии у нас есть, а Европа уже под нами. Что дальше?

Члены совета начали злиться. По этому вопросу ясности не было с самого начала. Захват Европы еще не давал ресурсов, достаточных для того, чтобы подчинить оставшийся мир — Индию, обе Америки, Австралию, Персию, Египет. Нужна была долгая пауза и тщательная военная подготовка.

— Это не твоя задача, — напомнил Аякс. — Ты бы за Францию ответил.

— Подожди, — оборвал его Спартак, повернулся к Аббату и спросил: — Что ты предлагаешь?

— Нам пора остановиться, — серьезно произнес Аббат. — Вернуть Европе все, что они затребуют, заключить со всеми вечный мир и закрыть страну — целиком.

Члены совета непонимающе переглянулись.

Аббат повернулся к Спартаку.

— Ты спрашивал, на сколько дней у меня ресурсов?

— Ну…

— Теперь я могу продержаться сколько угодно, — твердо заверил Аббат. — Хоть десять лет, хоть двадцать.

Диомед неуверенно хихикнул, за ним начали смеяться и остальные.

— Без денег?

— Без колоний?!

— Без нормальной торговли?!

Аббат кивнул, ткнул пальцем в Вейсгаупта и заявил:

— Спартак сам подсчитал, что срок жизни Франции без колоний — полтора месяца. А я держусь уже без малого год.

Члены совета притихли. Этого феномена никто объяснить не мог.

Аббат с улыбкой оглядел членов совета и продолжил:

— Оказалось, что французы прекрасно обходятся без кофе и сахара, без крашеных британских тканей и алжирских апельсинов. Более того, они уже привыкли к твердым ценам и маленьким, но гарантированным зарплатам!

Члены совета не перебивали его.

— Оказалось, что Франция не умрет без бархата и ванили, даже без индийской селитры и опия! — проговорил Аббат. — Мы делаем пушек больше всех стран мира, вместе взятых! У нас теперь лучшая и самая большая армия в мире! — Он оглядел членов совета, напряженно слушающих его, и тихо, но внятно произнес: — Мне мешают лишь купцы, особенно контрабандная торговля. Потому что ассигнаты утекают за рубеж. Стоит закрыть границы, и нас не взять ничем.

В зале повисла мертвая тишина. Такого поворота не держал в голове никто.

— Нам не нужны колонии и внешняя торговля. Требуется больше пушек, пороха и зерна. Десять лет подготовки, и нас не остановит никто.

— Бред! — не согласился Сулла. — Что можно сделать без денег?

Аббат рассмеялся и спросил:

— Это купцы тебя убедили, Сулла? Если корабль не везет шелк и пряности, так это уже и не корабль?.. Но я-то не торгаш. Мне корабль нужен для другого: установить на нем пушки и диктовать условия.

Аббат видел, что члены совета его понимают, но им было страшно.

— Мы казнили короля. — Он стукнул кулаком по столу. — Мы лишили прав аристократию, уничтожили церковь и почти подчинили конвент. Еще два дня, и все, кто тявкал, будут осуждены. Эта страна станет моей. Вашей. До конца.

Члены совета молчали как-то нехорошо.

— Нам просто не с кем уже считаться во Франции! — почти выкрикнул Аббат. — У нас даже не контрольный пакет, а все сто процентов акций!

Спартак хмыкнул и вдруг поддержал его:

— Он прав. У нас все сто процентов. Нам не нужно торговать сахаром, чтобы лить пушки. Десять лет подготовки, и Европа станет нашей.

Тогда поднял голову Магомет, молчавший все это время, и спросил:

— Сколько тебе нужно времени, чтобы конвент уже никогда не преподнес нам сюрпризов?

— Два дня, — ответил Аббат. — Дайте мне их, и Робеспьер останется единственным, а он, сами знаете, ручной.

Тальен все-таки попытался провести решение о низложении Робеспьера, но сразу увидел, что голосов не наберет. Тогда он отступил, поставил вопрос об аресте Дюма и не прогадал. Депутаты яро ненавидели главу трибунала.

Но едва решение приняли, встал вопрос и об аресте его подпевалы, командира парижской национальной гвардии Анрио. Когда этот субъект был поставлен вне закона, пришел черед Робеспьера. Без поддержки парижской гвардии положение вождя стало шатким.

Тальен нагнетал напряжение быстро и аккуратно. Едва Робеспьер пытался что-то сказать, его тут же заглушали криками те депутаты, которых он в последней своей речи объявил заговорщиками. Они были в меньшинстве, но на гильотину не желали.

Тальен посмотрел на Робеспьера, сжавшегося, как больной хорек, оценил накал страстей и рискнул.

— Предлагаю передать депутата Максимилиана Робеспьера, тирана и деспота, суду и вынести постановление о его немедленном аресте.

Депутаты загудели, стали перекрикиваться. Кто-кто развязал драку, но голоса уже начали считать. Впервые за последние полгода сторонники вождя оказались в меньшинстве. Тальен подал знак жандармам, дождался, когда Робеспьера возьмут за руки, и двинулся впереди, потрясая протоколом.

— Решением конвента депутат Робеспьер арестован! Посторонитесь!

Телохранители вождя впервые не могли ничего сделать.

После поддержки Спартака и Магомета предложение Аббата стали рассматривать всерьез. Совет быстро разделился на две равные группы: тех, кто мерил успех деньгами, точнее, возможностью вернуть все, что уже вложено во французский проект, и тех, кто смотрел чуть дальше.

— Ты хочешь сделать из Франции монастырь! — кричал Сулла. — Нет, хуже, плантацию для черных!

— А чем плох монастырь? — язвительно возражал Спартак. — Полным самообеспечением? А хорошая плантация вообще автономна, лишь бы черные плодились.