Наталия Вронская - Любовный лабиринт Страница 9

Бросив Алкида во дворе на откуп смотрителю, Петр Иванович вошел в комнату, служившую пристанищем для всякого рода проезжих через сию станцию. Усевшись у стола, потребовал от хозяйки стакан чаю. Та, подойдя к кипевшему самовару, тут же налила горячий душистый напиток и, не говоря ни слова, поставила его на стол перед гостем. Вид Черкесова был так мрачен, что женщина не решалась и слова сказать, хотя была от натуры говорлива.

Будучи в расстроенном состоянии духа, Петр Иванович не сразу заметил, что поодаль от него расположилась небольшая компания: молодой мужчина, офицер немногим младше Черкесова, и с ним девушка лет двадцати на вид. Также Черкесов не обратил внимания, что стал предметом пристального интереса с их стороны, да такого сильного, что по прошествии получаса, в течение которого Петр Иванович пребывал в мрачном раздумье над уже остывшим чаем, мужчина решился подойти к Черкесову.

— Покорно прошу, — начал он, — без церемоний… Не угодно ли вам выкушать со мной и моей сестрой стакан чаю?

— Что? — поднял голову Черкесов и окинул подошедшего внимательным взглядом.

— Честь имею рекомендоваться! — улыбнулся офицер. — Дубельт Андрей Андреевич, ротмистр N-ского гусарского полка. А это, — Дубельт повел рукой в сторону молодой девушки, мило улыбнувшейся Черкесову, — сестра моя Марина Андреевна.

Черкесов кивнул девице и перевел взгляд на ротмистра:

— Петр Иванович Черкесов, управляющий имением госпожи Михайловой, к вашим услугам.

— Вы простите, что я так по-простому, по-дорожному, без церемоний, — Дубельт присел рядом с Черкесовым, — но ваш печальный вид вызвал живое сочувствие в моей сестре, и она велела мне непременно подойти и представиться вам.

— Благодарю за заботливость, — пробормотал Черкесов, — это очень мило.

В душе, правда, Петр недоумевал: к чему это любопытство и эта участливость? Но… Ежели рассудить, то оно и к лучшему. В его нынешнем состоянии духа было необходимо, чтоб кто-нибудь или что-нибудь рассеяло его настроение. А посему он любезно ответил на приглашение случайного знакомца и присел к столу. Марина Андреевна налила ему чаю из пузатого смотрителева самовара и любезно улыбнулась. Дубельт начал какой-то разговор, а Черкесов принялся разглядывать брата и сестру со всей возможной внимательностью.

Ротмистр, как человек любезный и воспитанный, весьма деликатно вел беседу, ни о чем серьезном не расспрашивая. Разговор шел все больше о погоде, о местных краях да о службе.

Марина Андреевна помалкивала, однако когда считала нужным что-нибудь сказать, это было чрезвычайно метко и дельно. Девушка была мила, манеры имела решительные, но без развязности. Однако в ней чувствовались сила и умение настоять на своем.

Из разговора стало ясно, что молодые люди задержатся в их краях по неким делам, для которых Дубельт специально испросил отпуск. Но поселиться они пока вынуждены в доме смотрителя.

Через час сестра ротмистра сказалась уставшей и удалилась, решив лечь спать, а Дубельт достал бутылку вина, припасенную (как он сам заметил) для особых случаев и пригласил Черкесова, так и не пришедшего в доброе и покойное расположение духа, выпить с ним брудершафт. Мысль оказалась верной, и в полчаса молодые люди так сдружились, что ротмистр достал вторую бутылку, а Петр Иванович решил непременно открыть свое горе новому знакомому.

— Так вы влюблены, а она вас не любит? — резюмировал Андрей. — Что ж, дело ясное… Но для чего вам понадобилось говорить ей, что вы женаты? Дело еще более запуталось…

— Андрей, я и сам не знаю, что нашло на меня! — Черкесов готов был уже пустить слезу, ибо вино подействовало на него самым пагубным образом.

— Так… Но, с другой стороны, что, как не умело разожженная ревность, способно пробудить страстную любовь?

— Это как? — Петр, не понимая, уставился на собеседника.

— Ну… Ежели б ваша супруга вдруг объявилась и оказалась особой злой и преотвратительной…

— Но у меня нет жены! — воскликнул Петр.

— Знаю, — с достоинством ответил ротмистр. — Но это дело поправимое.

— То есть?

— Жену приобресть не хитро, вот после от нее избавиться…

При этих словах новые знакомцы безудержно расхохотались, хлопая себя руками по бедрам и ударяясь боками о края деревянного стола.

— Понимаешь, что я тебе советую? — сквозь смех пробормотал Дубельт.

— Нет, — Черкесов не мог остановиться и взять в толк слова Дубельта.

— Я предлагаю мою Марину! — изрек вдруг ротмистр.

— Что? Это в каком же это смысле? — изумился Петр.

— В таком… Вы скажете вашей Полине, что жена ваша приехала.

— То есть как? А Марина Андреевна разве… Это же как-то…

— Мы поступим так, — перестав смеяться, вдруг твердо и решительно объявил ротмистр. — Вы мне теперь первый друг. К тому же дела задержат нас в этих краях надолго. Марина разыграет вашу супругу, я так и останусь ее братцем, жить мы будем в вашем доме, а после, когда все уладится с вашими и нашими делами, мы разойдемся, и все станет как прежде.

— Но, помилуйте, а ваша сестра? Разве согласится она на такое? А ее репутация? К тому же каким образом Полина Платоновна обратит на меня внимание, если увидит мою жену вживе? Да она и вовсе в мою сторону смотреть не захочет!

— Это вы зря, мой друг. Дело повернется так, как вам надобно. Увидев живую соперницу, она взревнует вас и… Отсюда к любви шаг один!

— Я все же не понимаю… И для такого поступка нужна ловкость, а у меня ловкости нету! — попробовал возразить Черкесов.

— У меня ловкости на двоих станет.

— Но ваша сестра…

— Марина почтет за радость подобное развлечение.

— Но как порядочная девица может счесть это забавным развлечением? — насторожился Черкесов.

— Все просто, — усмехнулся Дубельт. — Должен вам сказать, что моя милая Марина не так уж и проста.

— То есть?

— Ах, жизнь много испытывала нас с сестрой… — задумчиво пробормотал Андрей. — Думаю, я должен поведать нашу историю, прежде чем вы решитесь сказать «да» или «нет».

Черкесов насторожился. Поворот был очень неожиданный.

— Фамилия наша известная, — начал ротмистр, — но папенька женился неудачно. Маменька была полька, роду незнатного и небогатого. Родственники лишили батюшку наследства, и он сам вынужден был службой зарабатывать на жизнь. После родились мы с сестрой, затем матушка наша скончалась. Едва сравнялось мне шестнадцать лет, как я вступил в военную службу, а там и батюшка приказал долго жить. — Дубельт вздохнул тяжко, но продолжил: — Сестрица моя, желая приносить пользу, решилась найти и себе службу. Замуж ее никто не брал, потому что приданого у нее не было, а женихи в нашем краю расчетливы, и весьма. Пришлось Марине сделаться гувернанткой. Но служба эта весьма неблагодарна и малоденежна. Сестра же моя и собой хороша, и талантлива. А главный ее талант — талант певческий. Как она поет! — Ротмистр закатил глаза к потолку. — Чистый соловей… Поэтому, когда в том доме, в котором она служила, ее пение услышал один из профессоров пения, которых теперь так много развелось, он счел своим долгом ей указать на ее талант и спросить, отчего она не своим голосом зарабатывает себе на жизнь. Сестра сказала, что воспитание не позволяет ей подобного поступка. Но il professore заверил ее в том, что она ошибается и, надо отметить, не солгал. Долго ли коротко ли, но он использовал свои связи и достал сестре ангажемент в театре и, представьте, оказался порядочным человеком! — Тут Андрей удивленно округлил глаза. — Настоящим отцом-покровителем. Так сестрица моя сделалась певицей в опере.