Эльза Вернер - В добрый час Страница 9

Конечно, следовало согласиться, что терпение, упорство и промышленный гений этого человека равнялись его бессовестности. Выбившийся из нищеты, долго бывший игрушкой житейских волн, он достиг наконец высоты и утвердился на ней, много лет тому назад сделавшись миллионером. В последние годы счастье как будто гналось за ним по пятам; как ни испытывал он судьбу, она неизменно благоволила ему, и самые рискованные предприятия, самые смелые спекуляции непременно удавались, если он принимал в них участие.

Берков рано овдовел и не женился вторично; при его беспокойном характере, при постоянном стремлении к спекуляциям и приобретениям семейная жизнь была для него скорее стеснением, чем отрадой. Его единственный сын и наследник воспитывался в резиденции, и отец не жалел денег на гувернеров, учителей по разным предметам, на поступление в университет и путешествия, но, к сожалению, ничего не сделал для подготовки его к будущей деятельности владельца и руководителя промышленных предприятий. Артур выказывал решительное нежелание учиться чему-нибудь, что не входило в программу светского образования, а отец был слишком слаб и слишком восхищался своим наследником, чтобы идти против его воли.

Женитьба сына была единственной победой отца — победой, которой он чрезвычайно гордился. Именно Берков-старший настоял на том, чтобы встреча новобрачных была организована с такой помпезностью и, пожалуй, расстроился больше всех, оттого что досадный случай, чуть было не ставший трагическим, помешал в полной мере осуществиться его плану. Чтобы возместить потерянное, через пару дней назначили большой прием — обед, на который были званы все служащие, городская знать и персонально — спаситель новобрачных, молодой рудокоп с отцом и кузиной. Приглашение поступило лично от Евгении, которая специально для этого отправила к ним в дом своего лакея.

— Госпожа Евгения Берков изволит звать вас сегодня к обеду в семь часов вечера, — объявил тот. — Нынче приглашены к обеду все служащие, да из города почти все знатные особы… мне ужасно некогда. Будьте аккуратны, пожалуйста! Ровно в семь часов!

Лакей, по-видимому, очень спешил, он быстро кивнул головой присутствующим и вышел.

— Ты пойдешь, Ульрих? — быстро спросила Марта.

— Что с тобой, Марта? — сердито сказал ей дядя. — Неужели, по-твоему, он может не пойти, когда госпожа зовет его? Конечно, вы оба были бы в состоянии выкинуть такую штуку!

Марта, не обращая внимания на выговор, подошла к двоюродному брату и положила руку ему на плечо.

— Ты пойдешь? — тихо повторила она. Ульрих, мрачно уставившись в пол, как будто боролся с самим собой, потом вдруг быстро поднял голову.

— Конечно, пойду! Я желал бы знать, что, собственно, ей угодно от меня, после того как в течение целой недели она не потрудилась даже…

Он вдруг осекся, сообразив, что сказал слишком много. Рука Марты соскользнула с его плеча, и она отошла от него, а отец, вздохнув, сказал:

— Сохрани Бог, если ты и там будешь так разговаривать. На беду еще старик Берков приехал вчера вечером. Стоит только вам встретиться, как тебе не быть больше штейгером, а мне шихтмейстером! Я ведь хорошо знаю его.

Презрительная улыбка мелькнула на губах молодого человека.

— Не беспокойся, отец! Они не сомневаются в твоей преданности и отлично знают, сколько горя причиняет тебе твой непослушный сын, не желая подчиниться им. Тебе ничего не будет, да и я пока еще тоже останусь здесь, — сказал Ульрих с достоинством, гордо выпрямившись во весь рост. — Они не посмеют прогнать меня, потому что слишком боятся.

Он повернулся к отцу спиной и, толкнув дверь, вышел из комнаты. Шихтмейстер всплеснул руками, собираясь разразиться вдогонку своему непокорному сыну громовой речью, но Марта помешала ему, решительно приняв сторону Ульриха. Устав спорить, старик схватил свою трубку и направился к двери.

— Слушай, Марта! — обратился он к ней с порога. — Вижу, вы с Ульрихом по упрямству два сапога пара. Но и на него найдется управа, не будь я Готхольд Гартман.

Тем временем на хозяйской вилле шли приготовления к большому обеду. Лакеи бегали взад и вперед по лестницам, в кладовых и на кухне хлопотали повара и служанки; во всем доме царила та беспокойная суета, которая всегда предшествует большим праздникам.

Тем больший контраст представляла тишина на половине молодого Беркова. Шторы и портьеры были спущены, лакей, обходивший комнаты и осматривавший, все ли в порядке, осторожно ступал по толстому ковру, он отлично знал, что молодой господин, находившийся в соседней комнате, предпочитал проводить большую часть дня лежа на диване и не любил, чтобы его беспокоил хоть малейший шум.

Молодой наследник лежал, растянувшись на диване, полузакрыв глаза и держа в руках книгу, которую читал, или, вернее, делал вид, что читает, так как она довольно долго была открыта на одной и той же странице. Вероятно, ему стоило большого труда перевернуть лист; наконец книга выскользнула из небрежно державшей ее изящной руки и упала на ковер. Не трудно было нагнуться и поднять ее, еще легче — позвать для этого лакея из соседней комнаты, но ни того, ни другого не было сделано. Книга осталась на ковре, а Артур в течение следующей четверти часа не произвел ни малейшего движения: по его лицу нельзя было понять, думал ли он о прочитанном или предавался мечтам, на самом деле он просто скучал.

Довольно неосторожный стук дверью, которая вела из коридора в соседнюю комнату, и раздавшийся затем громкий повелительный голос положил конец этому интересному занятию. Старик Берков, войдя в комнату, спросил у слуги, здесь ли еще молодой господин, и, получив утвердительный ответ, приказал ему удалиться, отвернул портьеру и вошел к сыну. Его красное от гнева и мрачное лицо сделалось еще мрачнее при виде сына.

— Итак, ты все еще лежишь на диване, точно так же, как и три часа тому назад?

Артур, по-видимому, не привык оказывать уважение отцу даже внешними знаками. Он не обратил ни малейшего внимания на его приход и не подумал изменить свою небрежную позу.

Отец нахмурился еще больше.

— Твои безучастие и лень начинают превосходить всякое терпение. Здесь ты ведешь себя еще хуже, чем в городе. Я надеялся, что ты по крайней мере исполнишь мое желание, примешь какое-нибудь участие в предприятиях, которые я затеял единственно ради тебя, но…

— Боже мой, папа, — прервал его молодой человек, — неужели ты требуешь, чтобы я занимался рабочими, машинами и тому подобным? Я этого никогда не делал и не понимаю даже, зачем ты отправил нас именно сюда. Я умираю от тоски в этой пустыне.