Сара Маклейн - Две недели на соблазнение Страница 9

— Что, идем?

Джулиана поморщилась.

— А это обязательно?

— Да, разумеется. — Герцогиня рассмеялась, и подруги направились к главной комнате дамского салона.

— Я слышала, ее видели пылко обнимающейся с кем-то в саду в ночь осеннего бала у Ралстонов.

Джулиана замерла, сразу же узнав высокий гнусавый голос леди Спарроу, одной из завзятых светских сплетниц.

— В саду ее брата?! — воскликнула другая дама.

Джулиана взглянула на подругу, а та, казалось, готова была ворваться в комнату, чтобы обрушить свой гнев на гнусных сплетниц, чего, конечно же, делать не следовало.

Поэтому Джулиана поспешно придержала подругу и стала прислушиваться к разговору.

— Она сестра ему только наполовину, — ответила леди Спарроу. — И мы все знаем, что это за половина. — Колкость была встречена общим смехом.

— Просто удивительно, что многие приглашают ее на свои приемы… — протянула одна из дам. — Вот сегодня, к примеру. Я думала, леди Уэстон лучше разбирается в людях.

— Трудновато приглашать лорда и леди Ралстон, не распространив приглашения на мисс Фиори, — заметила одна из собеседниц.

Последовало презрительное фырканье.

— Нельзя сказать, что они намного лучше… При таком-то скандальном прошлом маркиза. А супруга у него совершенно неинтересная. До сих пор удивляюсь, что он женился на ней.

— Ах, никогда не сомневалась: одна паршивая овца может изрядно подпортить кровь хорошему английскому роду. Совершенно ясно, что мать… оставила свой след.

Последние слова прозвучали как противное пронзительное кудахтанье, и в душе Джулианы начал закипать гнев. Одно дело, когда эти злобные гарпии оскорбляют ее, и совсем другое — когда они говорят гадости о ее родных.

— Не понимаю, почему Ралстон просто не назначил сестре содержание и не отправил обратно в Италию.

Джулиана и сама этого не понимала. Она ожидала, что это может случиться в любое время. Ожидала с тех пор, как появилась незваная на пороге Ралстон-Хауса. Но брат ни разу даже не заговорил об этом. Правда, ей все еще трудно было поверить, что он не хотел, чтобы она уехала.

— Не слушай их, — прошептала Марианна. — Они просто гадкие сплетницы, у которых одна в жизни радость — обливать грязью других.

— Все, что ей потребуется, — это оказаться застигнутой за чем-то неприличным. И тогда ее навсегда изгонят из общества.

— Вряд ли придется долго ждать. Всем известно, что итальянцы ужасно безнравственны.

С Джулианы было достаточно. Она быстро прошла мимо Марианны и вошла в дамский салон, где женское трио припудривало носы и поправляло прически перед большим зеркалом у одной из стен. Одарив дам широкой улыбкой, она получила извращенное удовольствие от того, как те оцепенели, ошеломленные ее внезапным появлением.

Одна из сплетниц, очень красивая и ужасно злая леди Спарроу, вышла замуж за виконта, богатого, как Крез, и вдвое старше ее, вышла за три месяца до того, как он умер, оставив в ее распоряжение огромное состояние. С виконтессой была и леди Дэвис, которой явно показалось мало ее легендарной оранжевой феерии, поскольку она была в ужасном платье, делавшем ее жутко похожей на огромную круглую тыкву. Третьей же оказалась девушка, которую Джулиана не знала. Это была миниатюрная блондинка с круглым лицом и большими, широко распахнутыми глазами. Джулиана невольно подивилась: как малышка оказалась с этими гарпиями? Ведь они ее либо убьют, либо превратят в такую же гарпию. Впрочем, ей не было до этого дела.

— Так вот, дамы… — сказала она непринужденно. — Иные, поумнее вас, убедились бы, что они одни, прежде чем затевать подобный разговор.

Леди Дэвис открыла и закрыла рот, сделавшись ужасно похожей на рыбу. Девушка с невзрачным лицом вспыхнула, стиснув перед собой руки. А вот леди Спарроу, тотчас овладев собой, заявила:

— Возможно, мы прекрасно знали о вашем присутствии. — Она презрительно усмехнулась. — Просто не боялись вас оскорбить, вот и все.

В этот момент Марианна выплыла из передней, и послышалось коллективное «ах!» — до сплетниц дошло, что здесь еще и герцогиня Ривингтон.

— Что ж, очень жаль, — сказала она надменным тоном, вполне соответствующим ее титулу. — Поскольку и я считаю себя крайне оскорбленной.

Также гордо и надменно Марианна выплыла из комнаты, а Джулиана мысленно улыбнулась безупречной игре подруги. Затем перевела взгляд на группу женщин и медленно приблизилась к ним, получая удовольствие от их замешательства.

— Не тревожьтесь, дамы, — сказала она. — В отличие от моей подруги я не оскорблена. — Она помолчала и, убедившись, что полностью овладела вниманием женщин, добавила: — Однако вы бросили мне вызов, и я принимаю его с величайшим удовольствием.

Когда она покидала дамский салон, в ней бурлили гнев и отчаяние. Конечно, она с самого начала знала, что о ней будут сплетничать — иначе и быть не могло. Просто она думала, что сплетни уже прекратились.

Но нет, не прекратились.

И не прекратятся.

Потому что это ее крест.

Она носила клеймо своей матери, о которой злословили до сих пор, даже через двадцать пять лет после того, как она бросила мужа, маркиза Ралстона, и своих сыновей-близнецов, сбежав от блестящей аристократической жизни на континент. Она осела в Италии, где околдовала отца Джулианы, простого торговца, который божился, что никогда в жизни ничего больше не желал, чем ее — черноволосую англичанку с яркими глазами и ослепительной улыбкой. Она вышла за него, и Джулиана теперь расплачивалась за столь безрассудное поведение своей матери.

Отец Джулианы сделал все от него зависящее, чтобы вырастить дочь. Он научил ее завязывать отличный узел, определять некачественную партию товаров и торговаться с хитрейшими из торговцев, но, увы, не поделился с ней самым главным… Он никогда не говорил ей, что у нее есть родственники в Англии.

Джулиана узнала о своих сводных братьях по матери, которую почти не знала, после того как отец умер, когда обнаружила, что ее деньги помещены в некий фонд и что ее опекун — какой-то английский маркиз. А затем, в течение нескольких недель, все изменилось…

Ее без церемоний выгрузили на пороге Ралстон-Хауса с тремя сундуками вещей и с горничной.

И все это благодаря матери, у которой не было ни капли материнского инстинкта.

Так стоит ли удивляться тому, что люди сплетничают о дочери такой женщины?

Нет, конечно же. Разумеется, она не такая, как ее мать, но какое это имеет значение? Ведь аристократы, оскорбляя ее, думают лишь о скандальном поведении ее матери, о репутации ее матери. И им нет дела до того, кто она такая. Их заботит лишь то, что она не такая, как они.