Кэтрин Коултер - Невеста-сорванец Страница 9

— Довольно, мадам, — перебил трясущийся от ярости Джеймс. До этой минуты он никогда не обрывал бабку, но сейчас просто не смог сдержаться. Забыв про Корри, он стиснул кулаки, готовый к поединку с заклятым врагом. — Мадам, вы говорите о графине Нортклифф. Моей матери. Она самая прекрасная женщина на свете, любящая, добрая, сделавшая отца счастливым человеком и…

— Ха! Любящая — это верно, а распущенная — еще вернее! Подумать только, она, в ее-то годы, подкрадывается к моему дорогому Дугласу и целует в ушко! Какой разврат! Я никогда в жизни не сделала бы такого! Твой дедушка…

— Уверен, что не сделали бы. Однако отец и мать, несмотря на уже немолодые годы, любят друг друга. И не смейте чернить ее!

— Мне она тоже нравится, — вмешалась Корри.

Вдова немедленно нацелила все свои пушки на девушку.

— Я-то смею! А вот ты как посмела меня перебить! Внук, будущий граф… С его грубостью я еще могу смириться. Но ты! Боже, только взгляни на себя! И это дочь виконта! Кошмар…

По- видимому, ей недоставало слов. Но ненадолго.

— Ни на секунду не поверю, что молодой Маркер поцеловал тебя! Такой милый мальчик! Это ты скорее всего хотела его поцеловать!

— Это для вас он милый, — уже спокойнее заметил Джеймс, — потому что знает: стоит хоть чем-то прогневить вас, как вы не задумываясь сварите его заживо в кипящем масле. Но факт тот, что он негодяй и хулиган, третирующий всю округу!

— И я лучше бы поцеловала жабу, чем Уилли Маркера, — добавила Корри.

— Я не верю этому, Джеймс! Уилли — славный, добрый мальчик, — объявила вдова и снова набросилась на Корри: — Ты ударила его, когда он поцеловал тебя? Что же, это лишний раз доказывает, до чего ты груба, невоспитанна и бесчувственна! И ты, которую полагается считать леди, дала ему оплеуху? Что же, это всего лишь говорит о том, насколько я права: ты — жалкая, ничтожная, ничего не стоящая оборванка!

И с этим прощальным залпом она выплыла из комнаты в облаке развевающихся юбок.

— Ничего подобного, — прошептала Корри. — Я не жалкая и не оборванка.

Джеймс, качая головой, посмотрел вслед бабке. Пожалуй, впервые за всю жизнь он осмелился выступить против нее, а она даже не заметила. И сейчас он чувствовал, что потерпел поражение.

Поразмыслив, Джеймс понял, что, если бабка вдруг вздумает извиниться перед кем-то за свое хамство, значит, настал конец света. И все же, подумать только, так нагло напасть на Корри и мать!

— Мне очень жаль, Корри, но если тебе от этого будет легче, могу сказать, что с матушкой она обращается куда более жестоко.

— Но я не понимаю! Почему она так злится на твою бедную мать?

«Когда же старая летучая мышь протянет ноги?» — подумала она, но благоразумно прикусила язык.

— Она ненавидит всех невесток, не говоря уже о собственной дочери, моей тете Синджен, — отмахнулся Джеймс. — Любая женщина, переступающая порог Нортклифф-Холла, становится ее врагом. Исключение одно: тетя Мелисанда. Странно только почему? Ведь ко всем остальным она ревнует!

— Может, потому, что ты и Джейсон очень похожи наледи Мелисанду? Удивительное, но совершенно непонятное сходство.

Джеймс поморщился.

— Верно. Кстати, тебя действительно зовут Кориандр?

Корри принялась внимательно рассматривать потертые и поцарапанные сапожки.

— Так мне сказали.

— Какое несчастье.

— И не говори.

Джеймс вздохнул и осторожно положил руку ей на плечо.

— Ты не кажешься оборванкой.

Втайне он считал, что выглядит она еще хуже самой последней оборванки, если это только возможно, но слова бабки сразили беднягу. А ведь он знал Корри всю жизнь и, как ни странно, чувствовал за нее ответственность Почему, и сам не знал. Просто перед глазами стояла улыбающаяся во весь рот малышка, с которой ручьями стекала вода. Она казалась куда мокрее лягушки, которую протягивала ему в дар. Бесценный дар. Только для него.

Корри удивленно моргнула, теребя старый коричневый жилет, вне всякого сомнения, принадлежавший когда-то конюху.

— А кем я кажусь?

Джеймс замер. Ему вдруг захотелось зарыться в счета имения за последние десять лет. Вычислить цену овса и ячменя на будущие двадцать. Собственноручно пересчитать овец на восточном пастбище.

Все, что угодно, лишь бы не отвечать.

— Ты не знаешь, что сказать, верно? — медленно выговорила она.

— Ты выглядишь собой, черт возьми. Как Корри. Не как эта чертова Кориандр. Твои родители, кажется, перепили бренди, прежде чем дать тебе такое имя.

— Я спрошу тетю Мейбеллу, хотя они с мамой никогда особенно не ладили. Тетя Мейбелла не называла меня иначе, как Корри. Однажды в детстве я играла со своей собачкой Бенджи, и все шло прекрасно. Но Бенджи чуть-чуть запачкался, сбежал от меня и ворвался в дядину библиотеку. Он немного покатался на письменном столе и погрыз два листа, которые дядя держал под сушильным прессом. И вот тогда он в первый раз выкрикнул мое полное имя. — Она помолчала, глядя сквозь стекло в сад. — Не знаю только, на кого он тогда разозлился.

— Корри, забудь все оскорбления. Я поговорю с отцом. Он единственный, кто способен немного приструнить бабку. Я слышал, как он говорил дяде Райдеру, что дед, вне всякого сомнения, выбросился из окна, только чтобы сбежать от нее.

— А, не важно. Впредь я просто постараюсь держаться от нее подальше. А сейчас мне пора. Прощай, Джеймс.

И девушка вышла из стеклянных дверей конторы в сад. Если она будет бродить там достаточно долго, наверняка наткнется на обнаженные статуи, совокупляющиеся в различных позициях. В юности он и Джейсон Проводили там долгие часы, хихикая и тыча пальцами в наиболее пикантные детали. Но с тех пор повзрослели и смотрели на все это совершенно другими глазами. Насколько он знал, Корри никогда не бывала в той части обширных садов имения.

— Нет, Корри! — завопил он. — Возвращайся! Я велю принести чай с кексами! Присоединяйся!

Девушка обернулась, помедлила и неохотно пошла назад.

— А какие кексы?

— Лимонные с кунжутом. Мои любимые.

Она взглянула на свои сапоги, снова подняла глаза и уставилась в какую-то точку за его левым плечом.

— Спасибо, но мне нужно домой. До свидания, Джеймс.

И вылетела из комнаты.

В саду немало тропинок, ведущих к выходу. Она, разумеется, не станет бродить по саду. И уж точно не натолкнется на статуи.

Джеймс нашел отца в спальне. Одного.

Он, морщась, бинтовал руку.

— Что случилось, отец?

Дуглас растерянно дернулся, повернулся и облегченно вздохнул.

— Джеймс! Я думал, это твоя мать! Ничего страшного, просто какой-то идиот прострелил мне руку.