Джулиана Гарнетт - Клятва рыцаря Страница 9

– Не надейся, что я поверю твоим словам. Я знаю твои намерения.

– Думаю, что не знаешь, – последовал краткий ответ, и, подняв меч, Люк указал в направлении замка: – Сакская знать должна идти впереди даже нормандского рыцаря. Так что прошу, принцесса.

Жаркий румянец залил щеки Коры. Этот рыцарь, похоже, насмехался над ней. Она подавила в себе желание бросить в ответ какую-нибудь колкость и, высоко держа голову, прошествовала мимо.

Все тело ее болело, истерзанное напряжением сегодняшней битвы, и Кора шла медленно. «Я не могу выказать слабость, – упрямо твердила она себе, – ни перед нормандцами, ни перед собственными людьми. Вульфрик, как тебя не хватает сейчас!.. Ты бы знал, как противостоять этим диким нормандцам. Ты бы сумел защитить от них нас».

Она споткнулась о камень и воспользовалась этим, чтобы стереть злые слезы с глаз. Что толку, ведь Вульфрик никогда уже не подаст ей совет. Он ушел навсегда. Все ушли… Если бы только отец послушал ее. Но он не сделал этого. Он сдержал свою клятву до конца и тем самым невольно погубил их всех.

Но она, Кора, осталась, и она дала свою собственную клятву…

Весь зал был усеян мертвыми телами и заполнен нормандскими солдатами, еще не остывшими от кровавой схватки. Кора постаралась взять себя в руки. Нельзя смотреть на родные лица, искаженные гримасой смерти, – врагам только на руку ее горе и отчаяние.

Однако осуществить это оказалось труднее, чем она думала. Прямо за порогом лежал, распростершись в кровавой луже, их старый слуга – его невидящие глаза были устремлены на высокий потолок, на почерневшие балки. Кора вздрогнула и отвела взгляд.

Шедший позади Люк слегка подтолкнул ее. – Иди к возвышению, девица. Встанешь рядом со мной.

Кора двинулась вперед. Та реплика, которая должна была прозвучать легко и насмешливо, вышла у нее злой и ядовитой.

– Я не думала, что ты так быстро влюбишься в меня, нормандец.

– На это и не надейся, моя милая.

– Это ты питаешь тщетные надежды, если думаешь удержать то, что добыл такой ценой. Справедливость восторжествует, и ты пожнешь плоды своих злодеяний, трусливый нормандец! Клянусь тебе в этом!

Люк грубо схватил ее за руку, чтобы прервать эту дерзкую речь.

– Замолчи! Я не намерен больше терпеть твои колкости, – сказал он и подтолкнул ее к возвышению, на котором когда-то восседал лорд Бэльфур.

Только тут, опустившись на край помоста, Кора поняла, до чего она ослабела физически и опустошена духовно.

Сидя на помосте, она безмолвно наблюдала, как нормандские солдаты выносят из зала тела убитых. Кора старалась не поддаться горю и отчаянию оттого, что все жертвы оказались напрасны. Вулфридж больше не принадлежит ей.

Опрокинутые столы и деревянные скамьи наконец были расставлены по местам, разорванные, забрызганные кровью гобелены сняты со стен, а пол чисто выметен от обломков мебели и посуды. Кора не проронила ни слова в знак протеста, когда у нее потребовали снять доспехи, а просто молча сняла и отдала их. Одетая только в короткую тунику, она сидела на голых досках и смотрела, как завоеватели хозяйничают в ее замке.

Один из солдат спросил, где можно найти солому или чистый тростник. Показав своему командиру на пол, он пробормотал по-французски:

– Эти дикие саксы даже не понимают, что лучше застелить пол соломой.

Услышав это, Кора лишь презрительно усмехнулась про себя. Солома! Это в парадном-то зале, на этих полах со старинной мозаикой изумительной красоты! Осел, он сам был подлинным варваром, чтобы понимать красоту этих созданных столетия тому назад вещей. Все нормандцы такие же варвары.

Однако Люк удивил ее.

– Нет, Ален, не нужно застилать эти полы, – сказал он. – Не стоит прятать такую красоту под соломой.

– Как же без соломы? – запротестовал было Ален, но тут же замолчал и с готовностью наклонил голову. – Как пожелаете, сэр… милорд.

Он бросил быстрый, испытующий взгляд на Кору, и взгляд этот заставил ее поежиться. Лицо его могло бы показаться даже красивым, если бы не эти полуприкрытые веками карие глаза, в которых проскальзывало что-то змеиное. Но улыбка у него была широкая, а обхождение мягкое.

– Так, значит, мы ничем не будем застилать эти полы? – переспросил он с ноткой сомнения.

– Да. – Люк нетерпеливо махнул рукой, словно показывая, что такие мелочи его не касаются. – И скажи Реми, чтобы он расставил часовых. Кстати, ему еще придется объяснить, почему, вопреки моему приказанию, в замке были перебиты безоружные слуги. Но это потом. А сейчас иди.

– Слушаюсь, милорд. – Ален повернулся, собираясь уйти, но Кора все же успела заметить недовольное выражение его глаз.

«Неужели среди самих нормандцев есть разногласия?» – подумала Кора. Хорошо, что она сумела скрыть, что понимает их язык: это может помочь ей вырваться на свободу. Она по-прежнему сидела, сцепив пальцы так, что суставы побелели, и молча смотрела, как ее дом превращается в жилище нормандцев.

Подняв голову, девушка увидела Хардреда, одного из отцовских слуг, которого уже заставили служить захватчикам. Хотя она никогда не любила его, ей все же стало жаль этого человека, сделавшегося теперь рабом прихотей победителей. Но ведь и она сама…

Кора содрогнулась и зябко передернула плечами. Заметив это, Люк наклонился к ней и сказал, что скоро разведут огонь и они смогут обогреться. Его горячее дыхание обожгло ее щеку, и она отпрянула, хотя голос нормандца звучал вполне дружелюбно. Неужели он думает, что несколько добрых слов могут загладить все злодеяния этого дня? Нет, это невозможно!

Заметив, как Кора отшатнулась от него, Люк тихо рассмеялся:

– А ты упряма и горда, как все саксы, и тебя придется приручить, как певчую птицу. Крылья у тебя уже подрезаны, а со временем научишься и петь. Скоро я отправлю всех вас, мятежников, к Вильгельму в оковах. Вот тогда ты запоешь.

В оковах?.. Кора напряглась, услышав это сорвавшееся у него слово, которое зловещим эхом отдалось в ее душе. Ее повезут в цепях! Острая ненависть к нормандцам вновь пронизала ее. Они думали ее унизить? Но она не позволит им этого. Она будет бороться. Она скорее умрет, чем предстанет перед их королем отягченная цепями и позором.

А разве уже сейчас она не была выставлена на позор, когда сидела у ног врага в своем собственном доме? В том самом зале, где она играла еще ребенком под любящими взглядами родителей?

«Но нет, я сбегу, – мысленно поклялась она себе, так крепко сжав кулаки, что руки заболели, – вырвусь и скроюсь в лесу, окружающем Вулфридж, при первой же возможности. А там заберу свою волчицу и покину с ней эту землю. Вулфридж мне больше не принадлежит. Скоро его заполонит орда нормандцев, и он станет совсем чужим».