Джейн Фэйзер - Изумрудный лебедь Страница 9

— Ты говорила с Мод, моя дорогая? — спросил Майлз, вертя кольцо на пальце и мечтая сбежать в Лондон, где можно было бы отдохнуть за карточной игрой в каком-нибудь из кабачков близ Лутгейт-Хилла.

— Я не собираюсь разговаривать с этим неблагодарным созданием, пока она не согласится делать, что ей приказано. — Голос леди Имоджин задрожал от едва подавляемой ярости. — Я умываю руки.

И в подтверждение своих слов Имоджин скрестила руки на груди. Но ее мужа было трудно ввести в заблуждение. Он прекрасно знал, что заставить Имоджин отказаться от ее плана не так-то просто.

Имоджин возобновила свое хождение по галерее, потом резко повернулась к двери. И вышла, ничего не сказав мужу и не потрудившись затворить за собой дверь.

Майлз последовал за ней на приличном расстоянии и. увидев, что она повернула налево в конце коридора, ведущего в восточное крыло дома, удовлетворенно кивнул — его догадка оказалась верной. Бедной Мод предстояло выдержать еще одну атаку со стороны его жены. По крайней мере она на это время хоть его оставит в покое.

Имоджин бодрым шагом вошла в маленькую гостиную, где ее кузина проводила большую часть дня.

— Вон отсюда! — приказала она пожилой женщине, которая сидела у ярко пылавшего камина, несмотря на то что на улице было тепло.

В маленькой, обшитой деревянными шпалерами комнате было удушающе жарко, а воздух казался густым от повисшего в нем едкого запаха топленого свиного сала, которым смазывали грудь леди Мод, чтобы она не подхватила простуду.

Женщина собрала рукоделие и бросила взгляд на свою молодую госпожу, возлежащую на скамье, придвинутой почти вплотную к камину. В глазах леди Имоджин, нетерпеливо постукивавшей каблучком по полу, сверкнула ярость.

— Вон отсюда! Ты что, не слышала меня, женщина?

Служанка леди Мод торопливо присела в реверансе и вышла.

— Приветствую вас, кузина Имоджин, — пробормотала Мод. Голос ее, приглушенный горой шалей и пледов, в которые она была укутана, казался совсем слабым.

— Не смей меня приветствовать, — заявила леди Имоджин. Она приблизилась к скамье возле камина.

Девушка, лежавшая на ней, смотрела на Имоджин серьезно и без страха. Ее кожа отличалась какой-то безжизненной бледностью, как бышету людей, никогда не выходящих на солнце. Но глаза у нее были ослепительно синими.

— Я не собираюсь слушать твою чепуху ни минуты. Ты меня слышишь? — Имоджин наклонилась к самому лицу Мод и буквально выплюнула эти слова.

Мод отвернулась и отвела глаза. Но ответила ей тем же голосом, похожим на шелест камыша:

— Я должна следовать голосу своей совести, кузина.

— Совести? При чем тут совесть? Она не имеет к нашему разговору никакого отношения.

— Но вы же не станете отрицать значение совести в нашей жизни, — сказала Мод мягко. — Я знаю, что вы всегда действуете по совести.

Имоджин поморщилась, но ничего не возразила на это. Помолчав секунду, она предприняла новую атаку.

— Ты покоришься, — произнесла она холодно. — Это все, что я собиралась тебе сказать, для этого я и пришла к тебе. Ты послушаешься тех, кто отвечает за тебя. И если понадобится, я заставлю тебя покориться.

Имоджин повернулась к двери.

— Вы можете вздернуть меня на дыбу, мадам, но я не пойду наперекор совести.

Этот слабый голосок преследовал Имоджин, пока она шла по коридору, и она стиснула зубы, понимая, что потерпела поражение. Придется Гарету самому убедить девушку. Пусть он заставит ее подчиниться. Он ее официальный опекун, хотя, по своему обыкновению, оставляет всю черную работу на долю многострадальной сестры.

Кто сидел с девчонкой, когда она болела? Кто заботился о ее образовании? Кто внушал ей, что она занимает важное положение в обществе, и объяснял, как она должна себя вести, чтобы не посрамить свое имя? Кто в первую очередь нес ответственность за благополучие этого неблагодарного отродья?

Имоджин, разъяренная, как фурия металась по залу, и только стены слышали ее стенания. Имоджин бушевала, не задумываясь о том, насколько правдивы ее слова. Дело в том, что часы, проведенные ею в обществе юной подопечной, можно было перечесть по пальцам.

Оставшись в одиночестве, Мод принялась заплетать и расплетать бахрому шали, лежавшей на ее коленях. Глядя на эту хрупкую девушку, никто бы не сказал, что у нее сильный характер. Однако ее синие глаза выражали такое упорство, какое, казалось, совершенно не соответствовало ни нежности ее черт, ни слабости голоса.

— Берта, — позвала она, не прерывая своего занятия и не поднимая головы. — Приведи сегодня вечером священника. Я хочу перейти в католическую веру, и тогда они ничего не смогут со мной сделать. Протестант не может жениться на католичке.

— Ты уверена, что готова совершить такой шаг, миньонетт ?

Наклонившись, Берта пощупала ей лоб.

— Я достаточно думала об этом и теперь готова, — заявила Мод, и в глазах ее появился упрямый блеск. — Прежде чем лорд Харкорт вернется, я должна быть уверена, что буду совершенно непригодна к той роли, которую они хотят заставить меня играть ради их собственного возвышения.

— Пошлю за отцом Дамианом, — улыбнулась Берта, приглаживая прямые волосы девушки и отводя их со лба.

Кажется, самое ее тайное и горячее желание вот-вот исполнится. В течение двадцати лет она боролась за спасение души девушки, которую холила и лелеяла, как если бы это было ее собственное дитя. В течение двадцати лет в стране, где проповедь католицизма была под запретом и преследовалась, она стремилась убедить свою питомицу в необходимости перехода в католическую веру. Теперь ее мечта осуществится.

Под ласковыми прикосновениями пальцев Берты Мод закрыла глаза. Леди Имоджин будет вне себя, когда узнает, что даже страшные пытки, подобные тем, что претерпели святые великомученики, не заставят ее молодую кузину отказаться от своей веры. Она покажет им, что такое подлинная твердость.

Хозяин «Адама и Евы» не казался особенно довольным тем, что обезьянка вернулась в его гостиницу.

— Надеюсь, этот зверь не будет бродить где вздумается, милорд? — выразил он надежду.

— Я не думаю, что он будет кого-то беспокоить, — беспечно ответил Гарет. — Покажи-ка отдельную комнату, о которой ты говорил, а потом принеси ужин мне и моей спутнице.

Он пропустил Миранду вперед.

Молтон поджал губы и стал подниматься по лестнице, чтобы показать им дорогу.

— Его рот похож на куриную гузку, — заметила Миранда вполголоса, не выпуская Чипа из своих крепких объятий.

— Точное, хотя и не вполне уместное сравнение, — согласился лорд Харкорт, мягко подталкивая ее, чтобы она не отставала от хозяина гостиницы, который, к счастью, был глуховат.