Маргарет Барнс - Королевская постель Страница 9

– Немедленно ехали в его лагерь, – добавила Танзи, вспоминая сказанное королем и вновь чувствуя его руку на своем плече.

В тот момент она была слишком поглощена тревогой за отца, но сейчас вспомнила все очень отчетливо. Он говорил о высоком джентльмене из Лондона и о юноше примерно ее возраста.

– Похоже, что и мы сами, и наши лошади можем немного передохнуть. Мы успеем присоединиться к пешему войску до того, как они разобьют лагерь.

– Все наши комнаты заняты, – сказала Роза таким тоном, словно привыкла принимать только знатных гостей. – Но поскольку Его Величество специально предупреждал о вас, я могу проводить вас в комнату, где ночевали офицеры герцога Норфолка, и вы сможете поспать пару часов.

– Я разбужу вас к обеду, – пообещала Танзи, очень надеясь, что хоть какой-нибудь обед у них будет, и думая о том, что поскольку свидание с этим джентльменом, судя по всему, очень важно для короля, он мог бы и поторопиться.

На самом же деле Джервез, казалось, так был поглощен приветливой улыбкой хозяйки, что даже забыл пригласить наверх своего молодого спутника.

– Как вы думаете, мы не опоздаем? Успеем к началу сражения? – спросил у нее юноша после того, как старшие ушли.

Говорят, что король не намерен сражаться с ними сегодня, он надеется задержать их примерно в двенадцати милях от Босворта.

Танзи пыталась сообразить, сколько времени потребуется Тому, чтобы раздобыть что-нибудь съестное, и неожиданно спросила:

– Если вы так устали, отчего же вы не садитесь? Наступило неловкое молчание, и потом молодой человек ответил:

– Потому что я не могу сидеть.

– Не можете сидеть?!

Она окинула его взглядом с головы до ног и не обнаружила в его стройной красивой фигуре никаких видимых изъянов.

Первый раз за все время он улыбнулся.

– У меня очень болит… спина, – пояснил он. Танзи расхохоталась.

– Какая досада! Вы слишком долго ехали верхом, и во всем виновато седло?!

– Оно, наверное, предназначалось для какого-нибудь могучего воина в полном боевом облачении! А вы ведь слышали, как мистер Джервез сказал, что мы провели в дороге несколько дней. Но дело прежде всего в том, что я никогда раньше не ездил верхом! – сказал юноша с обезоруживающей искренностью.

– Никогда не ездили верхом?! – Танзи, выросшая в Лестере, была поражена.

– Еще несколько дней назад я был в школе, – признался юноша.

– Понятно. Как вас зовут?

– Дикон.

Танзи поправила подушки на Розином кресле так, чтобы он смог устроиться в нем поудобнее.

– Конечно, в Лондоне не нужно уметь ездить верхом. Но во время каникул, дома, с родителями…

– У меня нет ни дома, ни родителей. – Пытаясь устроиться в кресле, он с благодарностью отметил, что она относится к нему с явным сочувствием.

– О, вы не должны слишком жалеть меня, – поспешил он добавить, и по тому, как он садился в кресло, Танзи поняла, что он испытывает куда большую боль, чем можно было предположить по его словам про седло и дорогу.

– Я живу в доме своего школьного учителя. Прежде чем меня отдали ему, наверное, его выбирали очень тщательно, потому что мой учитель очень умен и добр.

– Не этот… старик? – Танзи повернула голову в сторону закрытой двери, вовремя проглотив не очень лестные слова, которые пришли ей на ум.

Юноша рассмеялся.

– Слава Богу, нет! Мистер Джервез появился как-то неожиданно, он навестил меня, поинтересовался, как я учусь, мне даже кажется, что он заплатил за мое учение. Но я ничего про него не знаю, даже не знаю, где он живет. Он очень старается внушить мне, что мы не родственники, чему я, – добавил он с чудесной, открытой улыбкой, – искренне рад.

Танзи слушала его внимательно и заинтересованно, эта ее особенность всегда располагала к ней людей. И чем меньше жалости к себе демонстрировал этот юноша, тем больше он ей нравился.

– Это, наверное, ужасно – совсем не иметь родных?! Никого, кого ты мог бы любить!

– Я очень любил ту женщину, у которой жил, когда был маленьким, – сказал Дикон, и было очевидно, что он вспоминает все, о чем говорит. – Именно там я впервые увидел мистера Джервеза. Когда я подрос, он отвез меня в школу к мистеру Пастону. Сначала я совсем не спал там и плакал все ночи напролет, но теперь это мой дом. У меня хорошие одноклассники, и я с ними дружу. Но скоро нам придется расстаться. Многие отцы определят своих сыновей в подмастерья в одну из гильдей.

– А вы?

– Мистер Джервез всегда считал, что я тоже должен стать подмастерьем. Но сейчас он сомневается.

Встревоженный вид молодого человека выдавал его сильное волнение.

– Почему король послал именно за мной?

Танзи включилась в обсуждение этой проблемы, моментально отбросив все мысли о домашних делах.

– Может быть, Дикон, ваш отец – один из тех, кто погиб за короля? Мой отец рассказывал мне, как он всегда заботится об их семьях. И даже иногда о внебрачных детях.

– То же самое сказал мне и Питер.

– Питер?

– Да, Питер Харроу. Мой самый близкий школьный друг. И это, конечно, очень благородно – думать именно так. Но зачем королю Ричарду беспокоиться обо мне именно сейчас, в такое трудное время?

– Может быть, он дал кому-то обещание? Человек, которому предстоит принять участие в сражении, наверное, должен стремиться выполнить свои обещания…

Они сидели рядом, как старые друзья.

– Наверное, так оно и есть, – согласился Дикон, рассеянно рисуя мелом какие-то замысловатые узоры на грифельной доске Ричарда Марша, предназначенной для записей в таверне. – Потому что несколько месяцев назад этот Джервез привез меня в один очень красивый дом с витражами и металлической крышей, которая сверкала на солнце. Нам пришлось очень долго ждать в большом зале, где мимо нас ходили и слуги, и нарядно одетые господа. Потом нас пригласили в небольшую комнату, и там какой-то джентльмен очень ласково разговаривал со мной. Я помню, что он был одет в черное. Он расспрашивал меня про занятия и про то, тренируюсь ли я с более взрослыми юношами в стрельбе из лука. Мне кажется, что он очень обрадовался, когда я рассказал ему о своих успехах – о золотой медали за стрельбу с расстояния двести двадцать ярдов. Потом он попросил меня прочитать по латыни из одной недавно изданной книги. Мне все время казалось, что он внимательно рассматривает меня, экзаменует, если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Перед уходом он подарил мне золотой нобель, и у меня появилась возможность отблагодарить моих друзей за доброту. Мистер Джервез предупредил, что я никому не должен рассказывать об этом посещении. И я молчал. Никто не знает, кроме Питера… и вас. Сам не понимаю, почему я все рассказал вам, человеку, которого я только что увидел! Я даже не знаю, как вас зовут!