Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта Страница 9

— Разве в этом есть что-то плохое? — спросила я.

— Нет, конечно, нет! — воскликнул он. — Но я не хотел бы, чтобы это вскружило тебе голову и ты стала вести себя так, что твоей маме это не понравилось бы.

— Зачем же я стану так себя вести? — возразила я. — Я всегда старалась вести себя таким образом, чтобы мама могла одобрить мое поведение.

— Да, знаю, — сказал папа. — Ты хорошая дочь, Саманта, но в Лондоне все может обернуться по-иному.

Он сказал это каким-то озабоченным тоном, и мне показалось, что он чего-то не договаривает.

— Что ты хочешь этим сказать, папа? — спросила я.

— Я хочу только предостеречь тебя, — ответил он. — Молодая девушка легко может сбиться с пути, особенно, если она красива.

— Ты хочешь сказать, что мужчины будут объясняться мне в любви?

После недолгого молчания папа сказал:

— Я надеюсь, Саманта, что в один прекрасный день ты влюбишься в кого-нибудь, выйдешь замуж и будешь по-настоящему счастлива, как были счастливы мы с твоей мамой. Тебе ведь известно, что у нее было много возможностей выйти замуж за кого-нибудь из более влиятельных и богатых мужчин, нежели я. Но как только мы встретились, то сразу поняли, что предназначены друг для друга.

— Мне бы хотелось, чтобы и со мной было то же самое, — мечтательно произнесла я.

— Надеюсь, что так и будет, — ответил папа, — и я стану молиться об этом, Саманта. Но я хочу, чтобы ты сберегла себя для того единственного человека, который станет смыслом твоей жизни.

— Одно я могу тебе обещать твердо, папа, — заявила я. — Я никогда не выйду замуж за человека, если не полюблю его всем сердцем.

— Надеюсь, — сказал папа. — Но, знаешь ли, молодые люди не всегда хотят… жениться.

Поразмыслив с минуту над его словами, я спросила:

— Ты хочешь сказать, что они захотят целоваться со мной и в то же время не будут влюблены в меня по-настоящему?

— Да, что-то в этом роде.

— Ну, я надеюсь, что смогу распознать, любят ли меня по-настоящему. Тебе нечего тревожиться обо мне, папа. Я уверена, что смогу за себя постоять.

Я и вправду верила в свои силы, пока не приехала в Лондон и не увидела, до чего огромен этот город и как он ошеломляет и подавляет человека.

Джайлз взял меня с собой, но он мало разговаривал со мной по дороге, а когда мы приехали в Лондон, то сразу же отвез меня прямо в пансион, о котором говорил и который находился в Южном Кенсингтоне.

Хозяйка, которая явно была от него без ума, оказалась женщиной средних лет, довольно сурового вида. Но когда Джайлз объяснил ей, что привез ей новую жилицу, она стала рассыпаться в любезностях.

— Мисс Клайд приехала из деревни, — говорил Джайлз. — Я обещал ее отцу, приходскому священнику, что вы присмотрите за ней и проследите, чтобы она не натворила глупостей.

— Разумеется, мистер Барятинский, — с уверенностью произнесла миссис Симпсон. — Ей будет очень хорошо в нашем небольшом дружеском кругу, к которому я причисляю всех моих постояльцев.

Когда Джайлз ушел, она повела меня наверх и, показав очень маленькую, неуютную комнатенку, сказала, что я могу снять ее за двадцать пять шиллингов в неделю плюс завтрак.

— За ужин полагается особая плата, — добавила она. — Все мои постояльцы едят ленч вне дома. Большинство из них так же, как вы, работают.

Показав мне ванную, она сообщила, что мне придется платить шесть пенсов всякий раз, когда я буду пользоваться ею. Затем она добавила:

— В доме имеется комната, где вы сможете принимать своих друзей. Надеюсь, вы понимаете, что они не должны быть допущены в вашу спальню.

Слово «друзей» она произнесла с какой-то странной интонацией, а я подумала, что едва ли кто-то захочет навещать меня в таком унылом и безрадостном месте. Но вслух я этого не сказала, а миссис Симпсон, спустя минуту добавила более суровым тоном:

— Кроме того, я не могу допустить, чтобы джентльмены находились в комнате для гостей после десяти часов вечера. Надеюсь, это понятно?

— Да, конечно, — ответила я. — Но поскольку я никого в Лондоне не знаю, то вряд ли кто-нибудь будет приходить ко мне в гости.

Она бросила на меня сердитый взгляд, словно подозревая, что я ее обманываю, и пошла отдать распоряжение привратнику принести мой багаж.

Я распаковала вещи и улеглась в постель. Должна признаться, что когда я лежала в темноте на твердом матрасе, меня вдруг охватила тоска по дому, и я пожалела, что согласилась на это предприятие. Мне хотелось снова оказаться в своей комнате, в своей уютной постельке, и знать, что я могу без страха думать о завтрашнем дне, потому что мне предстоит всего лишь встать пораньше, чтобы приготовить завтрак, а потом убрать беспорядок, оставшийся после базара.

Я вдруг поняла, что все это просто смешно. Как могла я, маленькая, заурядная Саманта Клайд, рассчитывать на то, что в Лондоне кто-нибудь сочтет меня не только обворожительной, но даже просто привлекательной? Теперь я была совершенно уверена в том, что когда Джайлз проявит отснятые пленки, он увидит, что я выгляжу просто ужасно. Да, надо признать, что в свой первый вечер в Лондоне я чувствовала себя крайне подавленной.

Раздумье седьмое

Первые несколько дней в Лондоне были ужасны.

Наутро после приезда я отправилась в студию, как велел мне Джайлз, и была представлена его секретарше мисс Мейси, сухопарой, невзрачной, но грудастой особе в очках, которая разговаривала с Джайлзом одним тоном, а со мной и остальными фотомоделями — совершенно другим. У меня создалось впечатление, что она нас попросту презирает, но Мелани и Хортенз сказали мне, что она до чертиков влюблена в Джайлза и не терпит рядом с ним никакой другой женщины. Она всегда пунктуально исполняла все приказания Джайлза. Он велел ей купить для меня все необходимое из одежды, и надо признать, что все купленные ею вещи были прелестны, так что трудно было бы к чему-нибудь придраться.

У Мелани были красивые золотистые волосы и детское личико, из-за чего она выглядела необыкновенно юной и походила на ангелочка с рождественской открытки. Она потрясающе смотрелась на фотографиях Джайлза, который снимал ее в платьях для молодых девушек, но у нее был острый язычок, и временами она бывала ужасной злючкой.

Хортенз была, наоборот, жгучая брюнетка. Мне очень нравилась ее внешность. Она была слишком ленива для того, чтобы спорить или пререкаться с кем бы то ни было, и больше всего на свете любила поспать.

— Ах, я едва держусь на ногах, — заявляла она по утрам, появившись в студии. Как только выдавалась свободная минутка, она тут же хлопалась на стул и закрывала глаза, доводя этим Джайлза до белого каления.