Синтия Райт - Любви тернистый путь Страница 9

— Как ты можешь быть подобной тупицей? — воскликнула Миген. — Вашингтоны знают меня! Я помню их с детских лет! А минувшим Рождеством они посетили «Ореховую рощу», чтобы выразить мне соболезнование! Что же делать?

Вопрос был чисто риторическим, ибо любой ответ, который способна дать Присцилла, всегда был хуже самого бесполезного совета.

К тому моменту, когда экипаж выехал на длинную подъездную дорогу, Миген приняла решение сказаться больной, предположив, что будет нетрудно убедить в этом Лайона. Ее лицо от страха было белым как мел, а глаза горели словно от боли. Когда Лайон открыл дверцу экипажа и взглянул на служанку весьма критически, то подумал, что женский наряд мало изменил ее взъерошенный вид.

— Мисс.., как вас там?

— Миген! — тут же подсказала Присцилла.

У Миген снова перехватило дыхание. Ведь она уже с десяток раз предупреждала, что ее новое имя — Элиза.

— Ну что же, Миген, если вы не имеете ничего против, то оставайтесь в экипаже из-за вашего, скажем так, растрепанного вида. Мы здесь долго не пробудем, как можно быстрее засвидетельствуем свое почтение и отправимся дальше.

Миген наблюдала, как он помог Присцилле выйти из экипажа, и отметила, что они составляют красивую пару.

Впереди ехала еще одна карета, и Миген узнала ее: она принадлежала Джеймсу Медисону. Девочкой вместе с родителями Миген не раз посещала имение «Монпельер» и сейчас снова ощутила неприятный холодок при мысли о Медисоне в гостях у Вашингтонов.

Лайон и Присцилла задерживались в доме Вашингтонов уже более получаса, и Миген немного успокоилась. Живописный вид усадьбы оказывал на нее умиротворяющее воздействие. Миген знала, что Вашингтоны были довольны своим домом, и их любовь к нему проявлялась во всем.

Миген нравился этот дом, поскольку ему была чужда кричащая роскошь особняка ее родителей. Завершенность и простота огромного белого жилого здания под красной черепичной крышей придавала ему элегантность, которая не могла быть достигнута излишним украшательством. Ряд опрятных домиков, веером расходящихся от особняка, придавали особое очарование местности, которая напоминала Миген много счастливых часов, когда она прогуливалась в роще у реки, а также совершала верховые прогулки по окружающим лугам.

В графстве было известно, что у генерала портилось настроение при мысли о том, что он должен стать президентом. Миген тоже жалела Вашингтона, раздумывая о его предстоящем отъезде из этого прекрасного дома ради нового служения стране. «Это позор, — размышляла она, — что такой человек вынужден взваливать на себя столь непосильное бремя. Это и печально, и несправедливо».

Миген вновь обратилась мыслями к Лайону Хэмпширу, стараясь понять, почему морской капитан так заинтересован в том, чтобы поскорее засвидетельствовать свое почтение будущему президенту, даже в столь позднее время. Она припомнила, будто Джеймс Уэйд говорил, что Хэмпшир был членом конвента, в котором председательствовал генерал Вашингтон. Видимо, это и был частичный ответ.

Миген все еще обдумывала поведение Лайона, когда открылась парадная дверь и на ступенях появилась Марта Вашингтон под руку с Присциллой.

Оживленно беседующие и жестикулирующие мужчины появились лишь через несколько минут. Миген удивило необыкновенно воодушевленное, выражение лица Хэмпшира. Он был чуть ли не ошеломлен. Миген также поразило, что Лайон был выше генерала, так как всю жизнь считала последнего самым высоким мужчиной. Сейчас в глубоко посаженных серо-голубых глазах Вашингтона отражалась печальная отстраненность и Миген предположила, что они обсуждают проблему президентства.

Кроткий, облаченный во все черное, Джеймс Медисон вынужден был чуть закинуть голову, чтобы видеть лица своих собеседников. Однако, несмотря на свой небольшой рост и тихий голос, этот умница обладал несомненной властью. Многие годы Медисон был видным политиком Виргинии, но лишь недавно заслужил настоящее уважение и прославился созданием основ новой американской конституции.

Когда все подошли к экипажу, Миген нагнулась и сделала вид, будто разыскивает что-то у ног. Ее подташнивало от страха. Наконец гости и хозяева попрощались, и звуки хорошо знакомых ей детских голосов, доносившихся из сада, вдруг навеяли на нее меланхолию Спрятав лицо в складки своей юбки, Миген боролась с набегавшими слезами, впервые поняв приближение грядущего перелома в своей судьбе. Повернуть назад уже поздно. Но еще печальнее было понимание того, что возвращаться-то и не к чему.

Лайон помог Присцилле сесть в экипаж и теперь растерянно рассматривал сидящую на полу Миген.

Дверца захлопнулась, и под хор прощальных слов лошади тронулись к реке Потомак.

Глава 5

Желтой почтовой карете потребовалось несколько часов, чтобы добраться от «Горы Верной» до Александрии. Дорога была в ужасном состоянии, и это могло сойти за зловещее предзнаменование еще более трудных испытаний. Карету трясло по изрезанным колеям и на залитых грязью переездах. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы открывать, а затем закрывать за собой ворота, которые были построены местными хозяевами.

Миген произнесла благодарственную молитву в честь укрывшей их темноты, когда они проезжали мимо знакомой ей таверны «Мудрец». У Лайона в результате такой тряски испортилось настроение, и он излил его на хозяина таверны, что идеально отвлекло внимание всех и позволило Миген быстренько проскользнуть в свою комнату. Присцилла спустилась вниз и ужинала вместе с Лайоном, объяснив отсутствие Миген недомоганием.

После того как жених вышел в бар покурить и пропустить вместе с другими мужчинами по стаканчику, Присцилла прошла на кухню заказать горячую еду для Миген. Обе девушки слишком устали, чтобы беседовать и обсуждать свои тревоги, и проспали рядом в пуховой постели, пока утром следующего дня Лайон не постучал в дверь.

— Вставайте! — В его голосе слышалась злость. — По возможности быстрее одевайтесь. Путь предстоит долгий, и нам нужно пораньше отправиться.

Миген крайне удивилась строгости его тона. Она протерла глаза и выбралась из теплой постели. Задержавшись у окна, чтобы посмотреть, настал ли уже рассвет, она поняла причину дурного расположения духа Лайона. Шел дождь со снегом. С ночного неба густой завесой падали мокрые хлопья, и лишь слабые огни освещали крыши красивых кирпичных домов Александрии.

Миген тоже расстроилась и впала в еще большее уныние, вспомнив наивные опасения Присциллы по поводу возможно плохой погоды. Вздохнув, Миген растолкала подругу, уже зная, что предстоят долгие часы ее раздраженного хныканья.