Джудит Росснер - Эммелина Страница 9

– Ну что вы, как можно? – откликнулась та.

Но Эммелина настаивала, объясняя, что ей самой шарф сейчас совершенно не нужен, и, наконец поверив, что это правда, девушка согласилась на уговоры и взяла его. Но при этом так бурно и многословно благодарила, что неожиданно сильно раскашлялась. Сухой бывший кашель смутил Эммелину. Ей казалось, взрослые так не кашляют. Так могут кашлять лишь тяжело заболевшие дети. Девушку звали Оупел, и ей было двадцать, хотя выглядела она гораздо моложе. А жила, как выяснилось, рядом с Портлендом, но в таком же маленьком городке, как и Файетт. Эммелина рассказала Оупел о пансионе, который содержит знакомая ее тетки, и решено было, что девушки попробуют вместе там поселиться.

На другой день поздно вечером они наконец-то въехали в Лоуэлл. До этого, утром, Эммелина назвала мистеру Баркеру – так звали джентльмена с тетрадью – имя приятельницы своей тетушки и попросила поселить у нее. Мистер Баркер ответил, что сейчас нет вакансий на фабриках Эпплтона, но, видя огорчение Эммелины, пообещал устроить ее вместе с Оупел в какой-нибудь другой хороший пансион.

Теперь, вечером, Оупел спала, положив голову на колени Эммелине, а та, уже полностью стряхнув с себя сон, чутко прислушивалась ко всем звукам, которые доносились снаружи. Почти все девушки спали. Но то и дело какая-нибудь из них, шевельнувшись, слегка толкала соседку, а та в свою очередь тоже невольно меняла положение, и едва слышный вздох прокатывался по фургону, уподобляя спящие тела слабым и нежным деревцам, колеблемым сулящим ненастье ветром.

Впечатление это усиливалось еще и странным, постепенно все нарастающим гулом, напоминавшим разве что далекие, но беспрерывно повторяющиеся раскаты грома. Но все же нет, это был не гром и не стук колес – к нему-то она привыкла за путешествие. Это был ровный шум, делавшийся все громче, по мере того как они продвигались вперед.

Уже многие девушки просыпались, садились, терли глаза, начинали переговариваться. А Оупел спала, хотя странный шум был уже таким громким, что приходилось кричать прямо в ухо друг другу. Эммелина нащупала в темноте руку Оупел и крепко за нее ухватилась.

С каждой секундой шум нарастал все сильнее.

– Это вода гремит! Вода!

Когда гул стал совсем уж невыносимым, копыта застучали вдруг по-иному, чем прежде. Только что под колесами фургона была грунтовка, а теперь – доски.

– Да это же водопад! – Девушка, занимавшая место у задней стенки, набравшись храбрости, приподняла закрывавший отверстие край холстины, и ее восклицание сразу же стало передаваться из уст в уста.

Они переезжали мост в районе Потакетских водопадов. Неудивительно, что ни одна из девушек не опознала шума низвергающейся воды: никто из них не бывал прежде около настоящего большого водопада.

Но вот доски кончились, под копытами лошадей снова была утрамбованная земля, а гул воды постепенно стал ослабевать.

Они въехали в Лоуэлл, переправившись через реку Мерримак, в крутой излучине которой, почти со всех сторон окруженной водой, размещался город. Низвергаясь водопадом, Мерримак системой шлюзов соединялась затем с каналами, питая энергией чуть ли не все водяные колеса, вращавшиеся в подвалах лоуэллских фабрик. Часть воды поступала и из других рек, но по сравнению с Мерримак их вклад был скромен. Ширина Мерримак составляла около шестисот футов, тогда как следующая по размерам река – Конкорд – была втрое уже.

Фургон плавно замедлил ход. Копыта опять стучали по-новому: они теперь ехали по мощенным кирпичом улицам. Оупел по-прежнему спала – остальных охватывало все большее возбуждение. Кто-то причесывался, кто-то старался поизящнее накинуть шаль. Одна из девушек вдруг потянулась и, чуть не свернув себе скулы, протяжно, со стоном зевнула. Пожалуй, дома такой зевок был бы простителен, но на людях казался совсем неприличным. В ответ все нервно захихикали. Но вот фургон стал притормаживать и наконец остановился. Девушки молча смотрели друг на друга, но никто не решался пошевелиться. А Оупел спала себе и спала.

Снаружи, около передка фургона, что-то происходило. Потом полотнища, закрывавшие вход, раздвинулись и, согнувшись, чтобы не задеть верх, вошел мистер Баркер с керосиновой лампой в руках. Он объявил, что на всех остановках будет выкликнуто четыре-пять фамилий; услышав свое имя, девушки должны с вещами быстро пройти вперед. Итак:

– Батрик… Сибрук… Скиннер… Брид.

Четыре девушки пробрались к выходу. Одна с храброй улыбкой на губах, три прочие – явно испуганные. Эммелине хотелось надеяться, что, когда подойдет ее очередь, она сумеет не выказать страха. А меж тем вход уже снова закрылся холстиной и фургон, дернувшись, двинулся, чтобы вскоре остановиться для повторения всей процедуры. На третьей остановке выкликнули ее и Оупел, которую пришлось изрядно потрясти, чтобы она наконец проснулась.

– Где мы? – спросила она, открывая глаза.

– В Лоуэлле, – прошептала Эммелина. – Идем скорее. – Все остальные выкликнутые девушки стояли уже снаружи. – Быстрее, – говорила Эммелина. – Ты как себя чувствуешь? Все в порядке?

– Да, – ответила Оупел. – Я просто заспалась. Эммелина помогла ей встать на ноги, и, взяв сундучки, они выбрались из фургона.

Ярко светила луна. И в свете ее лучей Эммелина увидела под ногами кирпичную мостовую. Впереди тянулось длинное трехэтажное кирпичное здание. На самом деле это был не один дом, а ряд сплошной застройки. В конце виднелся просвет, а дальше, под прямым углом, стояла шестиэтажная – тоже кирпичная – громада, смотревшаяся очень внушительно. Это была одна из фабрик корпорации «Саммер». Повернув голову, Эммелина увидела за фургоном еще один ряд строений из кирпича. Казалось, весь мир вокруг был кирпичным.

Дверь дома, перед которым остановился фургон, стремительно распахнулась, и на пороге возникло диковинное создание; женщина колоссального роста и необъятной толщины с густой гривой черных, кое-где тронутых сединой волос, уложенных волнами над головой и падавших потом каскадом на грудь и на плечи. На женщине было платье, казавшееся сшитым из лоскутных одеял, поверх него наброшена пурпурно-огненная клетчатая шаль. Никогда в жизни Эммелина не видела таких ярких тканей.

Подняв лампу, женщина пристально оглядела девушек. Под ее взглядом Эммелина вздрогнула. Видевшие, казалось, насквозь блестящие черные глаза, огнем горевшие щеки и острый подбородок делали женщину очень похожей на ведьму.

– Ну-ка, покажи, Баркер, каких негодниц ты мне привез? – пробасила она трубным с хрипотцой голосом, как ножом резанувшим полумрак ночи. Она говорила с сильным акцентом, и поначалу понимать ее было так же трудно, как и Флорину.